— Я пройдусь, — сказал он в пустоту и в ответ не услышал ничего, кроме скрипа открытой форточки, через которую сочился в квартиру холодный, сырой воздух улицы.

Закинув на плечо сумку, он вышел из квартиры, спустился по лестнице. Он блуждал по улицам в одиночестве. Не потому, что с ним никто не хотел видеться, нет. Просто бывает такое состояние у человека, когда ему нужно покопаться в самом себе. Даниил делал на этом поприще далеко не первые шаги, но был еще слишком молод и неопытен, оттого воспринимал все с пресловутым юношеским максимализмом.

Жизнь закончена. Впереди — туманное будущее, холодные скалы. Взгляд, пустой, отстраненный, гулял по окнам домов. В них горел чужой свет. Все же, в этом мире, в этой стране, провозглашающей единство взглядов и целей, все по-своему одиноки. Такова, вероятно, человеческая сущность. Одиночество у каждого свое.

Интересно, чем сейчас занимается отец? Задав себе этот вопрос, Даниил болезненно скривился. Он все еще был зол на него, но состояние это постепенно сошло к какому-то паршивому минимуму и превратилось в своего рода привычку. Привычку, с которой тяжело было расстаться. И теперь, в силу своего подавленного состояния, он готов был винить отца во всех бедах, что приключились с ним за последнее время.

Чтобы хоть как-то отвлечься от накатывавшей волнами тоски, Даниил достал из сумки фотоаппарат и стал делать снимки домов и улиц.

В окне ее комнаты горел свет. Алина была дома, и Даниил, поддавшись внутреннему порыву, поспешил к ней. Постучал в дверь. Позвонил. Дверь оставалась закрытой слишком долго, но Даниил не смел сдаваться. Он давил и давил на кнопку звонка, пока не услышал щелчок дверного замка.

Алина ничего не говорила. Просто смотрела на него, и во взгляде ее читались вопрос и негодование, и еще много чего. Веснушки на ее носу и щеках будто потухли, практически растворились в бледности кожи.

— Зачем ты пришел? — спросила она.

— Потому что не мог не увидеть тебя, — ответил Даниил, немало удивившись.

— Завтра ты уедешь навсегда, а я останусь здесь. Одна. Так зачем нам видеться теперь, если все равно ничего уже не изменить?

Даниил пожал плечами.

— Потому что мне каждая минута рядом с тобой дорога, — от былой его застенчивости, казалось, не осталось и следа. — Я вернусь, рано или поздно, я обещаю. Чуть поживу с матерью, и когда пойму, что она сможет быть одна… когда я стану старше, я приеду к тебе. И мы будем вместе. Слышишь? Так и будет. Я обещаю.

И снова тишина.

— Может, чаю хочешь? — предложила Алина.

Они прошли на кухню. Алюминиевый чайник стоял на электрической плите. Из его носика с натугой вырывался пар.

Алина достала печенье и пачку индийского чая со слоном на упаковке. Кинула заварку в кружки, налила кипяток.

— А где все? — спросил Даниил.

— Мама с папой на день рождения к друзьям ушли, а Егор на тренировке, — сухо ответила она.

— М-м…

Он хотел сказать что-то еще, но слова терялись, а темы для разговора, которых раньше было несметное количество, вдруг позабылись. Она махала ножкой и смотрела в окно, вытянув тонкую шейку. В профиль она выглядит еще прелестнее. Так подумал Даниил, отпивая чай из маленькой кружки.