Шагнув в крохотную комнатку с пустыми стеллажами, она остановилась напротив очень специфической «рабочей установки»: ряд мониторов, компьютер, несколько пар наушников. Глаза ее проследили за пучком кабелей, который отходил от компьютера, тянулся вверх по стене и исчезал в черном отверстии в потолке, откуда убрали одну панель.

Вся система находилась в спящем режиме. Скринсейвер гонял слайд-шоу обнаженных женщин в разнообразных порнографических позах. Очаровательно!

Шарлотта уселась на стул перед аппаратурой и попыталась представить, для чего все это здесь. Монтировали оборудование явно в спешке, поскольку комната скорее напоминала кладовку, а не кабинет.

Она не удержалась: протянула руку и нажала клавишу на клавиатуре.

Мониторы мигнули и загудели. Скринсейвер исчез, и компьютер вышел из спячки.

Через пару секунд операционная система активировала то, что являлось последней запущенной программой. Лишь несколько мгновений потребовалось Шарлотте, чтобы сопоставить знакомые изображения от разных камер. На одном экранчике горничная мыла маленькую комнату. Сердце Шарлотты екнуло, когда она увидела свой собственный багаж — красная прямоугольная сумка и в тон ей складной саквояж для платьев рядом с кроватью. Горничная перешла в ванную, картинка, транслируемая в реальном времени, появилась во втором окне программы. Знакомый набор туалетных принадлежностей, выстроившихся в ряд на полочке над раковиной, замыкала пухлая банка с витаминами.

— Конти, — яростно прошипела Шарлотта. — Чертов извращенец!

Она внимательно ознакомилась с картинками с других скрытых камер, передающих изображения из лаборатории и подсобки, — в реальном времени, со счетчиками даты и времени в углу экрана. Все это время он подглядывал и подслушивал!

И тогда Шарлотта поняла, что Джованни не ошибся.

В это время в Секретном архиве отец Донован поместил рукописные «Тайные хроники» рядом с запечатанным в пластик документом с инвентарным номером D 217 — «Шинонский свиток»^[60] и закрыл дверцу. Послышался тихий свист, вакуумный насос откачал воздух из герметичного шкафа.

Тайны… В их окружении Донован чувствовал себя как дома. Оттого, наверное, что с детства любил книги и уединение.

«Может, этот архив и есть своеобразное отражение моей души», — подумал он.

Многие из тех, кто избрал для себя стезю католического священника, объясняют это решение своего рода повелением свыше или даже особой близостью к Господу. Донован же обратился к церкви по более серьезной причине — чтобы выжить.

Детство и юность он провел в Белфасте в неспокойные шестидесятые и семидесятые, когда в Северной Ирландии вражда между католиками-националистами, добивавшимися независимости от Британии, и юнионистами-протестантами, лояльными к короне, достигла наивысшего накала. В 1969 году на глазах Донована его дом вместе с десятком других сгорел дотла, подожженный толпой бунтующих протестантов. В его памяти отчетливо хранились воспоминания об ответных регулярных акциях — только в 1972 году произошло 1300 взрывов, унесших жизни сотен мирных жителей.

В пятнадцатилетнем возрасте его вместе с друзьями заманили в уличную банду, которая выполняла задания ИРА^[61] и действовала как глаза и уши движения. В тот памятный день ему велели подложить сверток к витрине протестантского магазина. Ему не сказали, что в свертке находилась бомба. К счастью, в результате последовавшего позже взрыва, полностью уничтожившего здание, никто не погиб. Патрик же чудом избежал ареста.

Но судьбоносным стал для него вечер семнадцатилетия, когда жизнь Донована переменилась навсегда. Он пил пиво в местном пабе с двумя своими лучшими друзьями, Шином и Майклом. Потом завязалась перебранка с группой подвыпивших протестантов. Час спустя Донован с друзьями отправились домой, но протестанты — их было пятеро — увязались за ними, продолжая громко выкрикивать угрозы. Вскоре завязалась драка.

Донован, не новичок в уличных драках, оказался, однако, слишком хрупким и не настолько ловким, чтобы противостоять двум набросившимся на него парням. Один из них сбил его на землю и держал, а второй стал наносить удары, словно намереваясь забить врага до смерти.

Та ярость, что вскипела в его душе при виде тлеющих углей на месте собственного дома, со временем не забылась. И сейчас Донован отреагировал чисто инстинктивно: он извернулся, раскрыл складной нож и со всей силы вонзил его в живот того, кто не давал ему подняться. Парень свалился на тротуар, в ужасе пытаясь сдержать поток крови, хлынувшей из живота. Увидев яростную решимость в глазах Донована, второй отступил.

Потрясенный Донован повернулся, взглянул на Шина и увидел, что тот, весь крови, оскалив зубы, стоит над человеком, которого за миг до этого ударил ножом. Остальные протестанты стояли не шелохнувшись, пока католики улепетывали прочь.

Он помнил ужас, объявший его на следующий день, когда в прессе и теленовостях появилось сообщение о местном жителе-протестанте, который скончался от ножевого ранения. И хотя было неизвестно, ранение какого из двух протестантов оказалось смертельным, Донован быстро примирился с фактом, что ему необходимо покинуть Белфаст, прежде чем следующей жертвой станет он сам.