Улыбнулся – так завораживающе, что я могла бы смотреть на эту улыбку всю вечность. Но потом он подошел, обнял, добрался до губ, а после прошептал:
- Спасибо, Лизонька, что приняла меня! Я люблю тебя!!!
От очередного признания всё запекло внутри. Захотелось восстать и победить все невзгоды, окончательно развеять страхи…
Ведь я боялась, очень боялась того, что должно было произойти. Ничего толком не зная, я догадывалась, что супружеская близость – это что-то страшно смущающее и невыносимо интимное.
Но... в какой-то момент мне стало не до стыда. Нежность, обрушившаяся на меня, была такой всеобъемлющей, что я просто растворилась в ней. Меня не стало, я забыла даже своё имя, потому что ласковые мужские руки удивительно красиво заиграли на струнах моей чувственности. Заиграли так, что я заслушалась и просто потерялась, лишь на миг испытав боль и укол огорчения. Но уже через несколько мгновений меня зацеловали до состояния овоща. Блаженно улыбающегося овоща…
Так и уснула в чужих объятья, ставших для меня родными, а проснувшись, получила еще тысячу признаний в любви…
Глава 50. Эпилог
Я читала очередную увлекательную книгу в нашей гостиной, когда в комнату поспешно вошел Юлиан. Он вдруг присел рядом, взял меня за руки и трепетно посмотрел в глаза.
- Лизонька… хочу сказать тебе…
- Да... – насторожилась я: уж слишком взволнованным был его взгляд.
- Я знаю, как много горя тебе принесли твои родственники, и во мне давно боролись самые разные чувства. Признаюсь, я страстно мечтал их наказать. Наказать без жалости, жестко, по-драконьи. Но… это твоя плоть и кровь, поэтому я решил их пощадить. Нет, не подумай, что расплаты не будет: это невозможно отменить, но… смертей или чего-то подобного я не хочу. Поэтому сегодня я пришел сообщить тебе две новости: во-первых, твоя сестра Сюзанна насильно отправлена в монастырь Святой Фредерики. Знаешь, я ведь даже никого не подталкивал к этому: Сюзанна сама нашла себе это злоключение на голову. Ее насильно постригут в монахини на всю оставшуюся жизнь, потому что Верховный Судья решил, что столь похотливое создание уже не исправить по-другому. А родители твои были наказаны уже мною. Я разорил их, оставив им лишь небольшую ферму в их бывших владениях и не больше пары слуг. Король давно уже о них забыл, а я... забывать не собираюсь. Надеюсь, что, лишившись влияния и средств, они хотя бы немного задумаются о том, почему их постигла такая судьба. Но всё же я должен спросить: ты хотела бы… увидеться с ними? Возможно, тебе нужно просто сказать им пару слов в лицо?
Я тяжело выдохнула. Боль из-за отвержения родителями до сих пор жила в глубине моего сердца. Да, я действительно хотела бы спросить у них: за что? Почему они выбрали одну дочь и пытались погубить другую? Но, наверное, не буду спрашивать. Не смогу вновь посмотреть им в глаза, не смогу вообще видеть их лица. Хочу, чтобы для меня они умерли, ведь, по сути, у меня никогда и не было родителей. Будем считать, что я сирота. Кажется, так значительно лучше...
Юлиан внимательно наблюдал за моим лицом и, казалось, с лёгкостью считывал каждую эмоцию. А он меня уже очень неплохо знает!
- Я спросил у них при встрече… - вдруг прошептал он, действительно догадавших о терзавшем меня вопросе. – Они ответили, что… это было всего лишь пророчество приблудной цыганки. Когда твоя мать была беременна, ей случайно повстречалась цыганка, которая сказала такие слова: «Одна твоя дочь станет сиять, словно звезда на тверди. Она будет особенной и неповторимой! А вторая... станет отбросом, которого возненавидит весь мир… Так написано на твоей руке…». И Вальяна – глупая суеверная женщина – поверила. Выбрала из родившихся девочек ту, что была в её глазах той самой «звёздной, а другую отправила в монастырь. А всё для того, чтобы потенциально «позорящая» её дочь не имела к их семье никакого отношения… Поразительно, но слова цыганки сбылись. Одна дочь – светило лучезарное, прекрасная дева, краше которой нет... – Юлиан мечтательно улыбнулся, - а вторая – настоящий отброс. Вот только госпожа де Тюрдор серьезно ошиблась с выбором. Хотя… я благодарю твоего Бога, Лизонька, что он удалил тебя от этих людей ещё во младенчестве, потому что в змеином гнезде тебе было бы значительно труднее...
И нежно поцеловал мою руку.
Юлиан даже не понимал, что каждое произнесённое им слово исцеляло мою израненную душу. Значит… для меня оказалось благом отвержение собственной семьи? Значит, от меня отказались не потому, что я чем-то не угодила, а только из-за слов какой-то цыганки?
Гора многолетних обид и сомнений упала с плеч. Теперь я могу жить спокойно!
- Спасибо, любимый! – прошептала я, пряча слезы. – Я должна была услышать это…
Да, я так и не посетила родителей. И не собиралась делать этого в будущем. Я даже, пожалуй, простила их, перестав злиться и негодовать. Они всего лишь несчастные глупые старики, наказанные своими злодеяниями. Да помилует их Бог, ведь после смерти их ждет определённая вечность. Вот только какая?
О Сюзанне не думала. Просто желала ей действительно задуматься, исправиться и смириться перед Господом. Больше я ни на кого не держу зла. В этом прощении – и моя свобода тоже…