Сара была великолепна. Она словно облачилась в личность вдовы Перегрин и казалась совершенно естественной в этой роли.

И тут кто-то крикнул из партера:

— Почему ты не станцуешь нам голой, Сирена?

Однако, прежде чем Гэвин успел отреагировать, зрители сами зашикали на кричавшего.

Они уже были увлечены происходящим на сцене.

Но Гэвин должен был увидеть, кто кричал. Несмотря на советы Луизы, он подошел к самому краю, выглянул и увидел Ровингтона.

Его сиятельство выглядел не так, как обычно. На нем был белый парик с уложенными сзади в мешочек волосами и куртка, похожая на ту, какие носят башмачники. Проклятый лгун! Неужели он думает, что его не узнают?

Гэвин подумал было уйти со своего места, спуститься в партер и стянуть парик с головы негодяя.

К сожалению, настало время его выхода на сцену. Он услышал сигнал — пора постучать в дверь, как перед тем это сделала Луиза.

Вдова сказала:

— Войдите, пожалуйста.

Гэвин прошел за кулисы на сцену, и публика встретила его бурными аплодисментами. Он был поражен.

Сара подошла к нему на шаг ближе. Уголком рта она сказала ему: «Поклонитесь им в ответ».

Гэвин повиновался. Он коротко поклонился, ему снова захлопали, и публика утихла — можно было продолжать.

Однако не успел Гэвин произнести свою первую реплику, как Ров выкрикнул:

— Значит, теперь мы сможем увидеть, как он засунет ей прямо перед нами?

В ответ раздался развязный смех нескольких человек.

Сара подошла ближе.

— Не обращайте внимания.

— Покажи ножки, прекрасная Сара, — крикнул Ровингтон и начал хлопать. В нескольких местах тоже раздались хлопки, и Гэвин понял, что если он ничего не скажет Рову, то все будет еще хуже. В любом случае пьеса Сары была бы сорвана. Все, что зрители запомнят наутро, — это оскорбительные реплики Ровингтона.