Лорен и Дэн отправились в Хаммерсмит на воскресный обед. Они были взволнованы, узнав, что ребенок начал шевелиться, и Лорен умоляла Рут рассказывать ей каждый раз, когда она что-то почувствует. Большую часть дня она просидела рядом с матерью на кухонном диване, положив руки на живот, в ожидании. Но ничего не было. Наблюдать со стороны за развитием беременности становилось все труднее. Лорен знала, что это неразумно, но она завидовала возрастающей физической близости между своей матерью и своим ребенком. Она попросила Рут заполнять ежедневную таблицу, записывая время и продолжительность каждого движения ребенка, и отправлять ее ей по электронной почте каждый вечер вместе с примечаниями, описывающими ощущения как можно точнее. Проснувшись на следующее утро, она размышляла над результатами, ища закономерности, отчаянно пытаясь представить, как же это ощущается.

Теперь, когда изменения в ее теле стали очевидны, Рут начала замечать взгляд соседей на улице, который задерживался на ее животе, и представляла, как они о ней судачат. Может, она в депрессии и переедает? (Ходили слухи, что Адам бросил ее.) Или заболела? (Хотя она выглядела лучше, чем когда-либо.) Или же…?! (Нет, конечно, невозможно, в ее-то возрасте?) Рут подсчитала, что у нее был еще месяц до того, как ее положение станет недвусмысленным, а тем временем решила оставить их мучиться в догадках и наслаждаться последними несколькими неделями флирта и шуток. В некоторые дни она была убеждена, что Сэм больше никогда не выйдет на связь, в другие дни ей казалось, что он это сделает. Ребенок внутри нее был каким-то образом замешан во всем этом – трепещущий свидетель их встречи. Флиппер. Ее сердце переполнилось радостью; погода стояла мягкая и теплая: она могла вообразить себя снова счастливой.

УЗИ на двадцатой неделе наконец-то дало ей шанс отвлечься. Она рано приехала в больницу и направилась в зал ожидания. Лорен и Дэн прибыли, когда Рут уже вызывали, и очень волновались. Это называлось скринингом на аномалии, предназначенное для выявления серьезных проблем, таких как расщепление позвоночника, расщепление нёба и пороки сердца. Тогда же они могли узнать пол ребенка.

Ева, сонографистка, уже делала Рут УЗИ. Нанося гель на кожу, она спросила:

– Как чувствуете себя последние пару месяцев?

– Прекрасно, – сказала Рут. – Я чувствую себя прекрасно.

– Наслаждайтесь, пока есть возможность. Мало женщин, которые все еще говорят это в двадцать восемь недель. – Она глубоко погрузила зонд, и Рут ахнула. – Извините, я знаю, что это немного неприятно, но нужно, чтобы мне было хорошо видно, и, поскольку ребенок крупнее, сложнее получить правильный угол обзора.

Обследование заняло почти полчаса. Каждый раз, когда Ева останавливала картинку, хмурилась и проводила измерения, все трое сидели не дыша. На этот раз были видны только фрагменты тела плода, большинство из которых напоминало рентгеновские снимки птиц: костлявые, угловатые и неразборчивые. Наконец Ева отодвинула стул и посмотрела на них.

– Не вижу никаких признаков отклонений – все структуры и размеры, кажется, в порядке.

– Слава богу, – сказала Лорен. – А вы можете сказать, какой пол?

– Вы точно хотите знать?

Лорен и Дэн кивнули.

Ева улыбнулась.

– У меня есть подозрения. – Она снова надавила зондом на живот Рут.

– Что вы ищете? – спросил Дэн, наклоняясь вперед.

– С мальчиками проще – ищем маленький член или большие яички. У девочек, если гениталии видны, они немного похожи на перевернутый набок гамбургер.

– Эта толстая штука, торчащая из живота, пенис? – спросила Лорен.

– Нет, это пуповина, но вот тут пониже, – Ева остановила экран и переместила курсор к крошечной белой линии, – очень похоже. И я считаю, что это яички. – Она усмехнулась им. – Он из синей команды.

Рут прижала пальцы к уголкам глаз.

– Мальчик, – сказал Дэн.