Когда ты пишешь слово «демон» в дневнике, у него какой-то другой смысл. Ты вынюхиваешь это новое значение, как зверь вынюхивает кровь. Что-то, чего не было там раньше, взирает на тебя со страниц.
Какая-то часть саламандры поселилась теперь в дневнике.
Ты никогда не завидовала своему создателю из-за ежедневной боли и отсутствия утешения. Недостатка ухода. Простуды. Жара. То, что ты должна сделать… это не легко и не трудно. Но ты все равно должна. Жизнь не предоставила тебе какого-то иного пути. Если он был, ты не можешь вспомнить. Если его не было, ты о том не можешь забыть.
Имеет ли это значение для лесов, дымовых труб или неба? Имеет ли это значение для саламандры, или странных бледных людей, или мышей на лугу, или оленей в поле? Имеет ли это значение для течения реки или улицы, или для того, как Город расширяется, или сужается, или заполняется дронами? Разве это имеет значение?
Теперь, после встречи с саламандрой, ты не знаешь, куда смотреть. Ты не знаешь, что делать. Перед тобой предстает ее глаз. Бросает тебе вызов. Слова, которые он говорил тебе на языке, который ты никогда не поймешь. Ты никогда не сможешь спросить его, чего он хочет или в чем нуждается. Все, что ты можешь сделать, – попытаться ощутить себя в новом теле. Попробовать почувствовать, каково это – жить в воде. Что значит для тела общаться с миром так интенсивно, так плотно, в такой непосредственной близости – будто вы с миром одно целое.
Если ты рождена для этого, если ты подобна саламандре – наверное, это твой рай, как если бы рай снизошел на грешную землю. Черт побери, и ведь никто не оставит тебя в покое в собственном раю. Люди будут охотиться на тебя, желать убить, людям не сидится спокойно в собственных оболочках, им не хочется слушать, смотреть и слышать, им неприятно биение собственных сердец, и поэтому, даже будучи во временном покое, они все равно движутся, лишь бы его не слышать.
Когда ты останавливаешься, застыв, пригвожденная намерением во взгляде саламандры… тебе даруется откровение. Откровение значения. Откровение смысла. Ты не просто понимаешь, как, ты даже осознаешь, почему. Тебе открыт контекст.
Когда ты пишешь в дневнике, твоя боль утихает. Голова больше не болит. И даже сыпь исчезла.
<<Ее прошлое – достояние какого-то другого человека. Другой девушки – тусклой, скучной, обычной. Она думает о нем как о лишенной смысла сказочке. Когда-то, еще ребенком, она жила в коттедже на окраине города, на фоне дымящих в небо труб. С мамой и отчимом. Вот кем она была.
Даже тогда она знала, что в доме что-то есть, что-то живет под домом – просто не могла дать этому названия. В зависимости от ее настроения оно было добрым или ужасным. Но именно то, что находилось под домом, всегда вызывало споры между ее родителями. Именно эта штука под домом заставила ее настоящего отца уйти.
Через некоторое время она убедилась, что существо под домом прошло через туннель и проникло в ее мозг. Когда она рассказала об этом матери, еще до того, как эта мысль заразила ее, мужчина в больнице со сверкающей на манер водопроводного крана улыбкой сказал ей, что это неправда. Она ему не поверила. Иначе зачем бы ее мать продолжала спорить даже после того, как отчим ушел? Иначе зачем в голове девушки звучал еще один голос?
Настоящий отец девочки ушел от нее при рождении, и все, что осталось после него – несколько игрушек, купленных в долларовом магазине неподалеку от караоке-бара, в нескольких милях отсюда. Там он и познакомился с матерью – еще до того, как ту уволили, и она пошла работать в фастфуд. Девочка не хотела питать к этим игрушкам хоть какие-то чувства, но ей нравилась пластмассовая лодка, которую ее мама называла «ковчег», а она сама – просто лодкой.
Когда отчим девочки увидел лодку, он сказал ей, что когда-то у него была такая же, только настоящая, и что когда-то он жил на побережье. Когда он не был пьян, то рассказывал ей истории о приливных бассейнах, о том, как прогуливался среди них на закате и находил сокровища. Он показывал ей фотографии и картинки в книгах. Как будто хотел, чтобы его прошлое стало ее будущим.
Девочка никогда не увидит океан. Он был слишком далек от города. Слишком далек от туннеля, который стал ее домом. Но она помнила, как играла с лодкой в ванне, брала свои игрушки и пластиковые безделушки и создавала те приливные бассейны, чтобы изучать их. У нее была живая фантазия. Ее мать всегда так говорила. Иногда – цедила сквозь зубы. Несколько раз наказывала ее за это. Именно тогда было так важно сосредоточиться на море – и на том дне, когда она сможет жить в маленьком домике на берегу.
Рассказы отчима были немногочисленны, но для девочки они значили слишком много. Она знала это, но ничего не могла с собой поделать.
Однажды, в редком приступе доброты, на следующий день после того, как отчим покинул их, мать поставила в ванной калейдоскопический светильник, и тогда девочка вела лодку через море ванны при свете звезд, порождаемом им.
Именно тогда тьма начала обретать форму и очертания в ее сознании, и она дала тому, что жило в доме и скрывалось в Городе, истинное имя: демоны>>.
– 2 —В ту ночь, в ту ночь… Либо – в эту, либо – в ту. Ты теряешь след. Распалась связь времен. Распалась связь симптомов. Весь мир – распался. Но в ту ночь спустилась тьма, и ты убила бледного человека, а потом – еще одного. Оттащила их к заводским трубам. Их тела, волочась по шелковистому подлеску, издавали тревожный звук, будто шорох линяющих змей по лесному ковру. Но тварь, что тащила их, была грубой, жесткой и потрескавшейся, и ночь не имела для нее значения. Потаенные силы этого мира сплелись в парадоксе. Уже не тьма против света, а тьма, что воюет с тьмой, что воюет с тьмой, что воюет с тьмой.
Ты вылавливаешь из дневника знакомые английские слова, сшиваешь вместе и придаешь сшитому смысл, своего рода смысл. Ты думаешь, что он удержит тебя на месте, точно якорь – несмотря на то, что слова эти, взятые по отдельности, сносят тебя все дальше в море.
«А что, если бы мир был живым? Весь мир – и все, что в нем есть? Что, если бы я могла создать такой мир, и объединить всякую тварь живую столь сокровенной связью?»
