Официальное сообщение об аресте Калмановича последовало лишь 10-го января и, как и следовало ожидать, произвело впечатление разорвавшейся бомбы. В последующие дни средства массовой информации только и делали, что занимались Калмановичем. Слухи, домыслы, комментарии так и сыпались на неискушенного обывателя.
Большинство газет изначально взяло благожелательный в отношении Калмановича тон. Журналисты изощрялись в издевках над службой безопасности, твердили, что она смешна в своих потугах прикрыть фиговым листом дела Калмановича свои неудачи и просчеты, наглядно воплотившиеся в интифаде. Раздавались даже голоса, обвинявшие власть имущих в провокации с целью подрыва процесса исхода евреев из СССР.
Лишь после заявления министра обороны Ицхака Рабина о том, что Калманович признал свою вину и сотрудничает со следствием, ажиотаж вокруг этого дела стал постепенно стихать. Рабин, кстати, отметил, что Калманович не первый и не последний советский шпион, разоблаченный израильской разведслужбой, и что добываемые КГБ сведения передаются Сирии и Ливии.
Вскоре в Израиле уже мало кто сомневался, что Калманович был «кротом» советской разведки. «Кротами» называют внедренных в какое-либо государство разведчиков с заданием сделать карьеру в одной из ключевых областей: финансовой, военной, экономической и т. д., и лишь потом начать действовать.
Насколько подходил Калманович для этой роли?
Он стал символом удачи, провинциальный плейбой, репатриировавшийся из Литвы в Израиль без гроша в кармане и не знавший тогда ни английского, ни иврита. Его карьера завораживает, как голливудская сказка. За какие-нибудь пятнадцать лет создал он империю с деловыми связями на трех континентах. Все двери перед ним распахнулись. Политики и бизнесмены, военные и ученые, писатели и деятели искусств испытали неотразимое его обаяние. Он мог быть трезвым и расчетливым, хвастливым и циничным, предельно откровенным и до крайности лживым. И щедрым до безрассудства: кто только не черпал из его кошелька обеими руками!
И еще он был хорошим товарищем. Говорил: «Если я получаю солидный куш, то выигрывает все мое окружение». В Израиле он жертвовал деньги на все, даже на футбольную команду. Он был болтлив, неуравновешен, эгоцентричен. Чрезмерно любил женщин и ту роскошь, которую можно приобрести за деньги. От него пахло деньгами. Он хвастался, как мальчишка, своим достатком, виллами, связями, машинами. Свой роллс-ройс он купил у Чаушеску. «Руководитель государства, находящегося в таком тяжелом экономическом положении, не может позволить себе подобной роскоши», — сказал он по этому поводу.
Если существует такое понятие, как антишпион, то оно вполне подходит к Калмановичу. Слишком уж этот человек привлекал к себе всеобщее внимание.
С другой стороны, не следует забывать, что был он законсервированным шпионом. И поэтому его поведение соответствовало задачам, которые ставились перед ним хозяевами. Лет десять Калманович должен был потратить лишь на то, чтобы сделать карьеру и получить доступ к источникам информации. Этого он добился. Иное дело, что носимая им маска со временем как бы приросла к лицу. Начав «работать», он уже не мог изменить ни стиль, ни образ жизни.
29-го августа 1977 года в 10 часов 30 минут утра мерседес, сверкая, как черный алмаз, остановился у контрольного пункта при въезде в Восточный Берлин. Проверка строгая. Пограничники чуть ли не обнюхивают бумаги. Один из пассажиров протягивает офицеру израильский паспорт. Тот удивленно берет его, с недоверием раскрывает, но, прочитав фамилию, почтительно возвращает владельцу.
Сорок минут езды, и мерседес уже на Лирейлштрассе, у особняка, где расположена контора адвоката Вольфганга Фогеля — загадочной личности, занимавшейся, среди прочих махинаций, обменом «сгоревшими» шпионами между Востоком и Западом. Доктор Фогель, похожий на породистую борзую, приветствует гостя в дверях, провожает в кабинет. Встреча носит деловой характер. Калманович подписывает несколько документов. Один из них содержит обязательство американского конгресса. Второй — прокоммунистической африканской республики Мозамбик. Речь идет о пакетной сделке, предусматривающей освобождение двух «сгоревших» шпионов и израильтянина Мирона Маркуса, ожидавшего в мозамбикской тюрьме исполнения вынесенного ему смертного приговора.
Апрель 1978 года. Восемь черных полицейских привозят на границу между Мозамбиком и Свазилендом человека с землистым цветом лица в летном комбинезоне. Его уже ждет Калманович. Он спрашивает на иврите:
— Вы Мирон Маркус из Хайфы?
— Да. Спасибо за все…
Калманович подписывает документ, протянутый мозамбикским офицером. Формальности закончены. Израильтянин Мирон Маркус, совершивший на своем частном самолете вынужденную посадку в Мозамбике, свободен.
Кто бы ни был Шабтай Калманович, Мирон Маркус должен молиться за него до конца своих дней…
Так кто же он все-таки, Шабтай Калманович?
Непросто ответить на этот вопрос, принимая во внимание его двойную жизнь. Ясно одно: вряд ли удалось бы безвестному репатрианту сделать столь фантастическую карьеру, если бы его не поддерживали какие-то тайные силы. Совсем иначе смотрится лицевая сторона его жизни теперь, когда известны скрытые побудительные мотивы этого человека.
Семья Калмановича репатриировалась в Израиль в 1971 году, после двенадцатилетнего пребывания в отказе. Сам Калманович так рассказывал об этом периоде своей жизни:
«В 23 года я очутился с женой, матерью и сестрой в центре абсорбции вблизи Хайфы. Как человек с высшим образованием, я был направлен в Иерусалимский университет на горе Скопус, где для репатриантов из СССР были созданы спецкурсы иврита и английского. Это был первый подарок судьбы. Не будь этих курсов, останься я в центре абсорбции, так бы и продолжал трепаться по-русски. Кроме языков, курсы давали нам элементарные понятия о жизни в Израиле. Ну и, конечно, мы участвовали в демонстрациях в защиту советских евреев. Это было замечательное время. По окончании учебы я получил работу в информационном отделе при канцелярии премьер-министра».