Было у него любимое кафе в Тель-Авиве. В нем пресс-атташе просиживал часами, просматривая газеты и бумаги.

Все проверялось: и кому Соколов оставлял чаевые, и кто подсаживался к его столику. Был составлен график передвижений «подопечного». Все его привычки тщательно изучались.

Малхин ждал в великом нетерпении, когда же Соколов сделает хоть одну ошибку, самую маленькую, что-нибудь такое, что можно было бы использовать как нить Ариадны.

Соколов же вел себя так, словно что-то чувствовал. Он мог внезапно остановить машину и бесцельно прогуливаться рядом с ней минут двадцать, глядя перед собой светлыми глазами, словно прикованными к какой-то лишь одному ему видимой точке.

Однажды Малхину доложили, что «объект» прогуливается по улице Пинкус в северной части Тель-Авива.

Время было позднее. Огни фонарей цепочкой спускались к набережной, огненным пунктиром пересекая улицу Пинкус, которую Соколов аккуратно посещал каждый четверг. С явным удовольствием бродил вдоль небольшого сквера. Присаживался отдохнуть на скамейке под развесистым каштаном.

Уже много недель за этими непонятными прогулками следила оперативная группа. Малхин предполагал, что именно здесь, на улице Пинкус, Соколов готовится к осуществлению операции исключительной важности.

Ради этой операции, и только ради нее, он и был, возможно, послан в Израиль.

Руководители Мосада имели все основания полагать, что КГБ еще со времен британского мандата держит в стране нескольких агентов в «законсервированном» состоянии, так называемых «кротов». Кто знает, может, они годы потратили, чтобы пробиться на ключевые посты. И вот теперь Соколов приказал им действовать.

Кто они, эти люди? И сколько их? Один? Десять?

В оперативном штабе по приказу Малхина была составлена подробная карта улицы Пинкус. Все дома были обозначены. К каждому дому прилагался список жильцов. На этой улице проживали люди состоятельные: врачи, адвокаты, коммерсанты. Вначале никто не обратил внимания, что в одном из домов на третьем этаже находится квартира Исраэля Бера — человека, пользовавшегося полным доверием Бен-Гуриона, официального историка Армии Обороны Израиля.

Внутреннее чутье подсказывало Малхину, что развязка близка. И когда Соколов появился на улице Пинкус не в четверг, по своему обыкновению, а в среду, начальник оперативного отдела понял, что все решится сегодня вечером. Соколов принимал последние меры предосторожности перед решающим шагом.

Малхин поспешил на улицу, которую мог с закрытыми глазами пройти вдоль и поперек. Было девять часов вечера. Влажный ветер, пришедший с моря, шелестел листвой задремавших деревьев. Малхин стоял, прижавшись лбом к окну квартиры, превращенной в наблюдательный пункт. Отсюда пустынная улица была видна как на ладони. На скамейке в сквере самозабвенно целовалась влюбленная парочка.

«Очень уж они увлекаются, — подумал Малхин, глядя на своих сотрудников. — Так целуются, паразиты, что конца света не заметят…»

Соколов остановил свою машину в самом начале улицы. И медленно пошел по дороге, сутулясь больше обычного, засунув руки в карманы. Видно было даже, как поблескивают в свете матовых фонарей его лакированные ботинки.

Соколов был уверен, что за ним не следят. У будки, оклеенной афишами, он остановился. Как из-под земли, вырос силуэт какого-то человека. Проходя мимо Соколова быстрым шагом, он задержался — всего лишь на секунду, сказал ему несколько слов и продолжил свой путь. Влюбленная парочка, прекратив забавы, встала и последовала за ним, держась за руки. Соколов поспешно вернулся в машину. Взревел мотор.

А влюбленная парочка не теряла незнакомца из виду. Вот он вошел в какое-то парадное. Парочка проскользнула за ним. На третьем этаже хлопнула дверь. Агенты поднялись по лестнице и остановились у двери, на которой висела табличка: «Исраэль Бер».

Многого ожидал Малхин, но только не этого. Он тут же позвонил своему шефу Амосу Манору, но его не было. Тогда Малхин набрал номер начальника Мосада Исера Хареля. Коротко доложил обстановку. Харель сразу же приказал:

— Арестуй этого мерзавца Бера немедленно.

Малхин онемел от изумления.