Носков покидал посольство в восемь утра и возвращался в полночь. Следившие за ним агенты валились с ног. Где он только не бывал, с кем не встречался, пересекая всю страну из конца в конец без всякой видимой цели. Над своим эскортом он явно издевался. То, заходя в ресторан, с добродушнейшей улыбкой приглашал широким жестом составить ему компанию, дерябнуть по маленькой. То с наивным видом подходил к израильским агентам и просил сигарету, хотя не курил.

Малхин догадался, наконец, что Носков — подставная фигура, у которой нет иной цели, кроме привлечения внимания израильской разведки. А настоящий резидент тем временем действует без помех.

Но кто же он?

«Носков слишком бросается в глаза, а резидент должен производить впечатление личности серой и заурядной, — размышлял Малхин. — Он давно в поле нашего зрения, но мы его просто не замечаем».

Малхин созвал экстренное совещание сотрудников.

— Кто, по-вашему, резидент? — спросил он. — Высказывайте свои соображения, не стесняйтесь.

Присутствующие оказались единодушного мнения: Носков!

— Ну, а если нет?

Посыпались другие имена. Один из агентов выкрикнул:

— Соколов!

Все расхохотались. Пресс-атташе советского посольства Владимир Соколов принадлежал к людям, одним своим появлением вызывающим снисходительно-презрительные улыбки. Маленький, лысый, с округлившимся от привычного довольства животиком, подслеповатый, с добродушным, круглым, как луна, лицом, он забавно семенил на своих тонких ножках. Одевался неряшливо и совсем не следил за собой. Туповатый, смешной, опустившийся советский чиновник, которому давно перевалило за пятьдесят.

У сотрудников службы безопасности Соколов не вызывал подозрений. Седьмой год ошивался он в советском посольстве, и создавалось впечатление, что в Москве забыли о его существовании и только поэтому не отзывают. Соколов же, словно боясь напомнить о себе, все эти годы ни разу не был в отпуске на родине.

— Соколов, — смеялись развеселившиеся сотрудники. Малхин, смеявшийся громче всех, вдруг стал серьезным и бросил: — Да. Соколов. Займитесь им немедленно.

«Сказать по правде, все мы тогда разозлились на шефа, — вспоминает один из участников того знаменательного совещания. — Мы думали, что Малхин настолько утратил чувство реальности, что дошел до абсурда». Сотрудники разведки не могли поверить, что человек столь жалкий и заурядный может оказаться резидентом.

— Он же полный идиот, — сказал кто-то, и все молча с ним согласились.

Малхин же, видя всеобщее уныние, разозлился:

— Разведчик должен знать, что внешность бывает обманчивой, — заметил он нравоучительно. — Кто этого не понимает, тому не место в разведке.

Соколов по долгу службы разъезжал по всей стране, встречался с израильскими и иностранными журналистами, бывал на официальных встречах и приемах. Были у него свои причуды. Например, Соколову очень нравились израильские девушки, и он охотно брал их тремпистками. Болтал с красавицами обо всем на свете, но никогда не задавал им вопросов разведывательного характера.

Медленно шло время. Действия Малхина были выверены с точностью хронометра. Петля вокруг Соколова затягивалась. Понимая, с каким утонченным интеллектом он имеет дело, Малхин шел по следу с предельной осторожностью, боясь спугнуть дичь. Слежка за резидентом велась теперь лишь в четко определенных местах. Занимались ею лучшие из лучших. Они видели все, оставаясь невидимыми, бесшумно следовали за своим подопечным днем и ночью.

Малхину уже давно стало ясно, что днем пресс-атташе развлекается, а по ночам работает. Ни одна деталь не ускользала от следивших за Соколовым внимательных глаз.