Исер Беери был арестован по требованию юридического советника правительства Яакова-Шимшона Шапиро.

— Он хладнокровно приказал расстрелять ни в чем не повинного человека. Его надо судить как убийцу, — заявил Шапиро.

Бен-Гурион, не желавший скандала, попытался замять это дело.

Он и так уже достаточно настрадался, — сказал Старик.

Но Шапиро пригрозил отставкой, и Бен-Гурион сдался.

Исер Беери потребовал судить его военным судом, но получил отказ.

Ити: «Они решили не допустить этого любой ценой. Отец хотел предъявить военному трибуналу секретные документы. Оправдать себя, не нанося ущерба безопасности государства. Они знали его принципы. Знали, что он ничего не расскажет и ничего не предъявит на открытом процессе. Они хотели заткнуть отцу рот и своего добились.

— Бен-Гурион не желает, чтобы я защищался, — сказал мне отец. — Что ж, я не буду…»

В дни процесса Бен-Гурион написал вдове Тубянского:

«Я рад, что справедливость, хоть и с опозданием, но восторжествовала. Такие ужасные вещи не должны случаться».

Тубянскому посмертно было присвоено капитанское звание. Его останки перенесли на военное кладбище. Его вдова и сын получили денежную компенсацию.

А освобожденный под залог Исер Беери каждый день являлся в тель-авивский окружной суд, где шел процесс по его делу.

Интерес к нему был огромный. Газеты, печатавшие стенограммы из зала суда, расходились как пирожки. Адвокат Яаков Соломон, представлявший интересы Беери, вспоминает, что это было нелегкой задачей, потому что его подопечный ни в чем не помогал своему защитнику.

Беери был спокоен. Не чувствовал угрызений совести. Верил в свою правоту. Но страдал невероятно.

Однажды к Беери на квартиру зашел Игаэль Ядин, солдат и археолог, в прошлом начальник генштаба.

— Я ведь кое-что знаю, — сказал он. — Хочешь, дам показания?

Беери ответил: — Нет! — И улыбнулся, впервые за много дней.

Ити: «Отец не хотел подрывать репутацию Бен-Гуриона. Если бы он только открыл рот, Бен-Гурион вынужден был бы уйти в отставку. Этого отец не желал. Он считал, что Старик необходим государству, что только он олицетворяет мощь, силу и безопасность Израиля. Никогда и никому не разрешал отец отзываться о Бен-Гурионе неуважительно.

И только мне одному отец рассказал, что Бен-Гурион не только знал о суде над Тубянским, но и собственноручно утвердил вынесенный ему смертный приговор. После смерти отца я нашел этот документ. Желтый листок с текстом смертного приговора. Поперек рукой Бен-Гуриона размашисто написано: „Утверждаю“.

Кстати, отец никогда не сомневался в виновности Тубянского. У него были документы. Их он мог огласить на суде, потому что за давностью лет они уже не могли причинить ущерба безопасности Израиля. Но он этого не сделал. Мне он их показал.