Его люди. Во взглядах — обожание. Они за командиром и в Разлом, и в пустыню. Жаль их. Скорее всего, Кир отправит роту на передовую в надежде, что Лекса пристрелят, а если нет, наверняка потом что-нибудь подстроит, и хорошо, если все закончится разжалованием. Пока проходило построение, Лексу надлежало явиться в штаб.

Там пока было немноголюдно. Скучали офицеры, над картой склонились Гриц и Кир, чертили дорожки пальцами.

Гриц начал без прелюдий:

— Наступать приказано через час. Наш батальон — в авангарде. Это великая честь, гордитесь, бойцы.

Лекс ухмыльнулся. Кир подхватил:

— Первыми пойдут роты капитана Эсвана и Лекса, следом…

Улыбка Лекса стала шире и теперь напоминала оскал. О расстановке сил он не слушал, но, когда стали зачитывать указания свыше о поведении с местными, насторожился.

— Если ферма оказывает сопротивление, все ее население должно быть истреблено, — читал Кир радиограмму. — Даже если сопротивление не оказывается, мужское население должно быть взято на учет, любого подозрительного мужчину — расстреливать без разбирательств. Любое оружие подлежит конфискации. Мутанты причислены к врагам и должны быть уничтожены. Выступаем по сигналу. На сборы — час. Приказ поняли? Исполняйте!

Офицеры бросились к выходу, Лекс брел последним. Он не спускал глаз с Кира, надеясь прочесть в его взгляде презрение или ненависть, но ничего подобного: холодное спокойствие и решимость.

В лагере царил переполох: палатки снимали, скручивали рулонами и грузили в машины. Хватаясь за голову, туда-сюда носился повар в поисках недостающих мисок и ложек. В стороне рядовые драили котел тряпками — воду решено было экономить.

Перед отправкой каждый наполнил флягу водой из цистерны, троим рядовым, стоящим в конце строя, не хватило. Поднялся гвалт, и Лекс приказал поделиться с бедолагами. Свернув лагерь, взводы в ожидании сигнала столпились напротив грузовиков.

Взревела труба, и солдаты оперативно погрузились, Лекс подбежал к танкеру Глыбы, пожал руку ему и Барракуде, нырнул в люк.

Кусака был трезв и со скорбью смотрел перед собой мутными глазами.

— Хорошо справился, парень, — проговорил он. — А я вот, видишь… спился!

Теперь Лекс понимал, зачем люди пьют: чтобы залить пустоту, заполнить отравой потерю смысла. Наверное, поэтому пили его мать и отчим.

Пока Лекс занимался делом, чувство вины его не глодало, но, запертый в дребезжащей железяке, он не находил себе места. Глыба рулил, Барракуда ковырял ногти, Кусака обозревал дали, невидимые другим. Надев шлем, Лекс высунулся в люк.

В начале колонны шли танкеры, потом грузовики, следом танкеры другого батальона, и так, казалось, до самого горизонта. Двигались медленно. Замирали. Трогались дальше. Вереница рычащих чудовищ на фоне мертвого города, присыпанного пылью.

Мост будоражил воображение: гигантские сваи были вбиты глубоко в грунт, обмотаны цепями. Цепи тянулись через весь Разлом и, припаянные к столбам, служили ограждением. Сам мост был спаян из блестящих листов стали, которые не ела ржавчина. По-видимому, строителям не хватило листов, и кое-где попадались железные заплаты. Заплаты проседали под гусеницами танкеров, мост скрипел, стонал и раскачивался. Машины ехали по одной, чтобы не перегружать мост, но Лексу думалось, под танкером переправа рухнет.

Мост устоял.

Горизонт посветлел, выглянуло солнце, и скользящие лучи заиграли золотом на железных боках машин. Пока не жарко, можно и поглазеть, подумал Лекс и выбрался на кабину танкера. Следом вылез Барракуда, донесся возглас Глыбы: