«Ты прав. Я простолюдинка. Мой отец был пастухом, мой дед был пастухом, а до него — его отец и дед. И все они по милости таких вот господ полегли в смертном бою. И не сказала бы я не слова тебе поперёк, коли не владела искусством музыки».
«Не пойму я, что с того? Не одна ты дудочкой владеть училась!» — не понял король.
«Не одна, — отвечала женщина. — Знаешь, почему за целый год побывала я всего в одном городе долины? Потому что долго бродила по горам, и слышала, как играют и поют простые горцы, их жёны и дочери. Дар, которым не хотел поделиться с тобой Гайселль, он бесплатно раздал им».
«Но как же?! — удивился правитель. — Ведь он утверждал, что никто не владеет подобным уменьем!»
«Так было, пока ты не заточил Гайселля на три года в колодец и не отрубил ему пальцы. Но став слепым, учитель прозрел. А ты, повелитель, хоть и имеешь соколиное зрение, так слеп и остался. Дудочка проста в обращение. Но народ твой уже играет на более сложных инструментах. Если на деревянную раму натянуть нити и конский волос, то получится лира. А если вылить из металла трубку с отверстиями, то выйдет флейта. Никто не будет делать стрелы и катапульты, покуда они могут делать барабаны и арфы. Никому не нужна война, кроме тебя, потому что им хочется слушать не крики раненых, а переливы песен. И учитель, как бы ты не старался убить его, не ушёл к праотцам. Ему нет нужды в пальцах, хоть серебряных, хоть из плоти и крови. Ему и дудочка больше не нужна. Он сам — музыка. Ветер привёл меня к его одинокому жилищу, травы нашептали мне его историю. Дерево, стоящее рядом, дало мне укрытие от дождя. Обрадовался Гайселль, увидев меня, но огорчился, узнав, куда я иду. А после научил меня одной несложной мелодии. Знаю я, господин, ты хочешь лишить меня жизни. Но прежде дай мне её сыграть для тебя. — И тогда достала женщина свою дудку и заиграла, и с каждым новым пассажем слабел король, пока не пал замертво к ногам женщины. В тот же момент в зал вошли остальные двадцать три ученика Гайселля. Обернулась к ним женщина и, заплакав, сказала: — Братья мои и сёстры, простите меня! Не хотелось мне, чтобы так всё закончилось. Скоро настанет мой час, ибо того, кто использует дар Гайселля во зло, ждёт неминуемая гибель. Я же убила человека, и каким бы подлым он не был, должна разделить его участь».
«Не кори себя, сестра, — отвечал мужчина, что вернулся к королю первым. — Ты поступила правильно».
«Не плачь, сестра, — поддержал музыкант, что вернулся вторым. — Мы готовы отдать наше умение, чтобы ты жила. Иди же к своему возлюбленному, и скажи ему, что горцы согласны на мир. И так как у нас не осталось законного правителя, пусть его брат им станет. Пока я путешествовал, много наслушался об этом достойном юноше. Он не менее смел и храбр, чем мы, горцы, и также благороден и добр, как истинный сын своей земли».
Йовилль (фрагмент 3)
— С тех пор оба наши народа живут в мире и согласии. Король долины женился на своей красавице, а его брат взял себе в жёны другую ученицу Гайселля. И с тех самых пор, чтобы закрепить узы между нашими народами, мужа горным принцессам выбирают из народа долины, — закончил свою утомительную речь жрец.
Слушавшие его претенденты согласно загомонили. Знали они эту историю, да только не все — в подробностях. Иные легенды ходили меж ними, эта же принадлежала горцам.
— Я слышал совсем другое. Горный король был добр и велик, и когда к нему пришёл Гайселль, сам, по своей воле, тот осыпал его всеми благами. За это беловолосый и научил властителя гор своим секретам. А потом попал в плен к нашему королю, который-то и отрубил несчастному пальцы, — послышалось с третьего ряда. Все обратили взгляды на сказавшего это юношу.
Звали его Бранслав, и происходил он из знатной графской семьи. Не только умом отличался он, но и красотой был не обделён. Светлые кудри спускались до широких плеч. Дорогие ткани обтягивали статную фигуру, да и черты лица Бранслава имел правильные, словно выточенные умелым скульптором.
— Какая неслыханная чушь! — Жрец покраснел от возмущения. — Это все горцы никак не могут признать, что один из их повелителей был ненормальным, властолюбивым, капризным…
— Господин Версиль, простите, — со своего места позади трибуны, на которой вещал жрец, встал высокий орлиноносый мужчина — второй министр горного властелина. — Вы можете сколь угодно перевирать нашу историю, но унижать кого-либо из наших покойных правителей я вам не позволю.
— Простите, ваше сиятельство, — стразу стушевался жрец. Был он лысоват, так что даже жреческая шапочка не могла покрыть его плешь, и во рту у него не хватало переднего зуба. Прокашлявшись, снова обратился жрец к собравшимся. — Что ж, думаю, пора нам приступить к самому ритуалу выбора. — И картинным жестом сорвал со стоящей радом клетки материю.
Все пятнадцать кандидатов на руку принцессы, дошедших до заключительного этапа отбора, устремили свои взгляды на сидящую внутри птицу — огромного белого ворона. Выглядел он, прямо сказать, неважно. Часть перьев у него вылезла, глаза слезились, к тому же ворону не доставало одной лапы.
— Хм! — Вслед за претендентами уставился жрец на птицу, словно не сам её сажал утром в клетку. — Я забыл упомянуть, что живший у третьего сына Тровиля ворон стал белым после смерти хозяина. Не люблю эту часть, но она звучит примерно так: «И когда брызнула кровь младшего из сынов на птичий труп, стали его перья белыми как ложащийся на землю снег. С тех пор все белые вороны утратили способность говорить. И если чёрного их собрата можно научить человеческим словам, то белые могут только каркать». По моему мнению, это не совсем правда. Просто белые вороны редки и никто не пытался их обучать.
— Он жрец или специалист по зверям? — толкнул графского сына сидящий рядом паренёк. Тот в ответ лишь пожал плечами.
Ему хотелось поскорее отправиться обратно в родной город, к отцу и двум сёстрам. Уже неделю Бранслав морился в столице, и каждый день проходил всё новые и новые испытания. Смотр женихов, как в простонародье называли ритуал выбора, был сам по себе почётен для его участников. Попасть в их число могли лишь неженатые мужчины подходящего возраста, имеющие титул не ниже седьмого ранга из двадцати установленных на островах. К таким счастливчикам относились крупные торговцы и землевладельцы, мэры городов, а также дворяне.
Все они должны были выдержать сложный экзамен на знание законов, истории, геральдики и языка. И хотя выходцы из долины не смели претендовать на горный трон (исключением, как видно, стал лишь брат того луноликого красавца, что правил три века назад), но они были обязаны в совершенстве владеть оружием, ездить верхом и обладать приятной внешностью.