Она вошла в квартиру, закрыла за собой дверь и зажгла лампу, выставив слабый огонь. Мягкий свет озарил небольшое уютное помещение – стол, за которым мисс Уоррик проводила уроки, кресло у камина, стопку книг на полу рядом с ним и расписную складную ширму, за которой скрывалась кровать. На стенах висели акварели, нарисованные ее учениками. Недостаток мастерства дети с лихвой компенсировали энтузиазмом.

Ева осмотрела квартиру – быстро, но тщательно, проверяя, нет ли признаков того, что в ней кто-то побывал. Все было точно в таком состоянии, как она и оставила. Ева попыталась представить, как выглядел бы Далтон в этой комнате. Скорее всего неуместно, как броненосец в утином пруду. Она собрала разложенные на столе бумаги и решила выпить чаю, но потом передумала. Слишком поздно. Что ей нужно, так это последовать собственному совету, который она дала Далтону, и лечь спать. День был необыкновенно длинный. Мисс Уоррик провела без сна больше двадцати четырех часов. Хорошо, что завтра у нее нет ни одного ученика. Она сверилась с календарем и убедилась, что следующий урок назначен на послезавтра. Девочки Халлоу. Обе показывали неплохие успехи во французском, но никак не могли удержать в голове даты исторических событий, ни за какие коврижки. Впрочем, мистер Халлоу не переживал, что его дочери не знали, в каком году был подписан Виндзорский трактат. Он лишь хотел, чтобы они прилично говорили на французском, умели более-менее сносно рисовать и получили бы самые общие знания, позволяющие им успешно поддерживать беседу за столом. Короче говоря, мистер Халлоу желал, чтобы его девочки стали такими же, как дочки аристократов, хотя был всего лишь бакалейщиком и владел двумя лавками. Но у него, как у каждого в Лондоне, было свое видение будущего детей.

Ева сложила бумаги аккуратными стопками, ей нужно было содержать все в порядке. Все ученики приходили заниматься к ней домой. У ее клиентов не было денег на гувернанток или на то, чтобы посылать дочерей в школу-пансион, и в задачи Евы входило придать им некоторый лоск. А еще она без ведома родителей давала детям кое-какие действительно полезные знания, например, по математике, географии и истории. Никто из учеников и их родителей не знал о Еве правду. Даже ее собственные родители считали, что она только учитель и ничего более.

Саймон, будучи джентльменом, не нуждался в работе как таковой, но он лично управлял своими инвестициями и поместьями, а его друзья-аристократы и коллеги даже не подозревали, что у него есть другая работа. Марко занимал должность консультанта по вопросам иностранной политики при правительстве. Лазарус жил на пенсию отставного военного, но от случая к случаю брался за работу на стройке. Харриет работала клерком в бухгалтерской фирме, и там тоже никто не имел ни малейшего понятия, что она занимается чем-то еще, кроме как разбирает финансовые отчеты.

Еве нравилось жить двойной жизнью. Иметь тайну, известную лишь избранным. И хотя Саймон, Марко и другие коллеги знали, что она занимается преподаванием, никто из них не бывал у нее дома, не видел ее за этой работой. Был только один человек, который знал об этих двух Евах все: сама мисс Уоррик.

Приведя все в порядок, Ева еще раз проверила, хорошо ли заперты все замки на двери, и стала раздеваться. С тех пор как она одевалась в предрассветных сумерках, готовясь к поездке в Йоркшир, прошло почти двадцать четыре часа, и теперь ее одежда была мятой и несвежей.

Интересно, каково это – иметь горничную, которая помогает тебе одеваться и раздеваться? Когда зарабатываешь на жизнь обучением детей лавочников, на богатство нечего и рассчитывать. Работая гувернанткой или учительницей в обычной школе или пансионе, Ева зарабатывала бы больше, но тогда она не могла бы распоряжаться своим временем, а время было ей необходимо для работы в «Немезиде». Дело не в деньгах. И всегда было не в деньгах.

Девушки вроде дочерей мистера Халлоу – это как раз те, кого лорд Рокли рассматривал как свою потенциальную добычу. Не имея богатства и положения в обществе, мисс Джонс не к кому было обратиться за помощью. И дочерям мистера Халлоу тоже будет не к кому, попади они в такую ситуацию. Как сказал Далтон, это старая история. Богатый мужчина, уязвимая девушка. Но Ева была полна решимости сделать так, чтобы больше ни одной девушке не пришлось страдать из-за Рокли.

Она поежилась, стоя в нижней рубашке и панталонах. Камин в комнате не горел, в окна, обращенные на улицу, просачивался холод, а тепло ее собственного тела отобрала усталость. Этот мир не добр по отношению к женщинам и никогда таковым не был. Но Ева не могла так просто с этим смириться.

Она сняла рубашку и панталоны, убрала одежду в довольно обшарпанный дубовый гардероб и достала простенькую ночную сорочку, отделанную тонкими голубыми ленточками по горловине и манжетам. На свете были ночные рубашки и покрасивее – это точно, этакие конфетки из шелка и кружев. Но никто никогда не видел Еву в ночном белье.

Она вспомнила, как глаза Далтона полыхнули жаром и что говорил потом Саймон. Интересно, как бы Далтон посмотрел на нее сейчас, когда она стоит возле своей кровати в простой ночной сорочке? Затуманился бы его взгляд от желания? И почему, когда Ева это представляет, ее сердце бьется быстрее?

В папках с делами, которыми занималась «Немезида», разбитых сердец и нарушенных клятв – как трупов в морге. Даже мисс Джонс была сбита с пути добродетели обещаниями, которые никогда не были бы исполнены. Что такое любовь, как не еще один вид катастрофы? Ева себе такой слабости позволить не могла. К тому же она ценила свою работу в «Немезиде». И отдавала ей много времени, что, несомненно, сказывалось на личной жизни. И уж, конечно, Ева не собиралась совершать такую ошибку, как заводить романтические отношения с одним из коллег. В итоге – одинокие ночи и никого рядом, кому бы можно было по-настоящему довериться. Одинокое существование по собственной воле.

«Оно того стоит», – сказала себе Ева. Ей нужно было в это верить.

Мисс Уоррик погасила свет и легла в постель. Целые сутки без сна. Однако мысли не желали успокаиваться, они кружились вокруг нее на черных вороньих крыльях и каркали.

Они найдут способ погубить Рокли. В «Немезиде» все полны решимости. Главное – понять, как это сделать. Ключом к решению был Далтон. Ева с самого начала, когда план только-только зарождался, была против того, чтобы включать в него Далтона. Головорез, злодей. Не столько приобретение, сколько источник неприятностей. Но она была не права. Он оказался не горой мускулов, управляемой рудиментарным мозгом, а обыкновенным человеком со своими чувствами, эмоциями, переживаниями.

Что ее больше всего беспокоило, что преследовало даже во сне, так это интерес и желание, горевшие в темных глазах Далтона, когда он смотрел на нее. Но еще больше ее тревожил ответный интерес, который она испытывала к нему.

Доносящиеся сверху крики даже в аптеке были слышны. Ева видела, что несколько покупателей встревоженно поглядывали наверх и хмурили брови.

– Как долго это продолжается? – спросила Ева мистера Бирна.

– Около часа, – ответил аптекарь. Мистеру Бирну, как и его покупателям, было неловко из-за этих звуков. – Это началось сразу же, как только мистер Аддисон-Шоу и мистер Спенсер поднялись туда. Хотя я не понял, кто кричит вместе с ними.

– Новичок. – Наверху загремели тяжелые шаги, так что на полках задребезжали пузырьки. – Но он здесь не останется.