– Я знаю. Просто запомни на всякий случай.
Дома я рассказала легенду об Элизе своей сестре, и Хэйни пришла от нее в дикий восторг. Она заставила меня повторить эту историю раз пять и записала ее в один из своих блокнотов, которых у нее всегда был целый ящик. Текст она обклеила розовыми и золотыми сердечками, а под ним нарисовала влюбленную парочку.
– Сэйнн, это же здорово! – сказала она, покончив с этим занятием. – Если кто-нибудь тебя очень сильно полюбит, ты сможешь стать человеком. Не
– Зачем? Мне и так хорошо.
– Но тогда ты сможешь быть со своим возлюбленным.
– Угу. Хэйни, по-моему, ты кое-что упустила. Если я стану человеком, то мой «возлюбленный», – я показала пальцами кавычки, – сразу же умрет, и мы все равно не будем вместе. Как видишь, нельзя получить все и сразу.
– Ну… К тому времени я стану доктором и спасу его! Я обязательно что-нибудь придумаю! – пообещала Хэйни, пряча блокнот под подушку.
Я знала, что теперь она будет мечтать о том, как я стану нормальной. И промолчала, решив не портить ей это удовольствие.
В аэропорту Схипхол пограничник, грузный лысый мужчина со шрамом на щеке, задерживает взгляд на моей фотографии в паспорте. Я привыкла. В шестнадцать лет я красила волосы в угольночерный цвет с рыжими прядями и носила золотистые линзы. Из-за этого меня иногда не узнают на старых фотографиях. Не то что бы мне хотелось создать демонический образ – просто нравилось экспериментировать. Можно подумать, что дискорд, порождение тьмы, должен обязательно выглядеть так, как будто провинциальная дэт-метал группа пригласила его на сьемки своего дебютного клипа на сельском кладбище. Но это просто глупый стереотип. Карел обожает белые рубашки, многим дискордам нравятся светлые цвета и яркие аксессуары. Хотя, чтобы выделиться, нам часто даже не надо ничего делать – благодаря редкому сочетанию генов у дискордов бывает необычная внешность. У меня светло-русые волосы и карие глаза, так что на фоне голубоглазых нидерландских девушек я выгляжу иностранкой. Но встречаются и более причудливые сочетания – темная кожа и синие радужки, гетерохромия, седые пряди или черты лица какой-нибудь знаменитости, жившей в позапрошлом веке. Еще один признак того, что природа сошла с ума, пытаясь придать нам человеческий вид.
Аэропорт шумит, как гигантский многоярусный водопад, потоки людей разбиваются на брызги – одиночек, которые разбредаются кто куда.
Я покупаю кофе с грудастой русалкой на стаканчике – большой американо, три пакетика коричневого сахара. Пару раз фотографирую зал. Потом напишу пост об отдыхе в Риме – подписчики любят такой контент.
На экране всплывает сообщение: «Привет, ты уже в А.? Как отдохнула без меня? (эмоджи – дьявольская рожица) На вечер все в силе?»
Карел. Я делаю глоток кофе и начинаю набирать сообщение, но тут в меня с разбегу кто-то врезается. Пластиковая крышка соскакивает, и меня накрывает кофейной волной.
– О, простите, пожалуйста… Вы в порядке? Боже мой, Сэйнн! Сэйнн, это ты?!
Я сразу узнаю парня, который стоит передо мной, хотя еще несколько секунд растерянно щурюсь, делая вид, что не узнала. Лучистые серые глаза с густыми светлыми ресницами остались совсем детскими, волосы цвета сухой травы все так же лежат беспорядочными завитками, потрепанную куртку-авиатор украшают бесчисленные нашивки и значки, и, если бы не шесть футов роста, я бы решила, что это та самая куртка, которую он носил в школе. Впрочем, значки явно перекочевали со старой на новую – некоторые, с персонажами «Звездных войн», я даже запомнила.
– Привет! – Я улыбаюсь, потому что люди обычно улыбаются при встрече, и выдаю подходящую шутку. – Хорошо, что в этой стране у всех непромокаемая одежда.
Кофе ручейками стекает с моей синей парки, которую я только что выудила из чемодана. В Риме она так и не пригодилась – было слишком тепло.
– Да, – смеется Ливень. – Прости, что так налетел на тебя. Но, если б не налетел, не узнал бы.
Смущенная улыбка, а глаза так и остались совсем детскими.
– И я бы тебя не узнала. – Вру, я узнала бы его и через сто лет. Узнала бы и обошла бы за версту, если бы заметила раньше. – Куда ты так спешишь?