Смех неожиданный, взрывной, полный жизни, так что посетители, сидящие за соседними столиками, поневоле начали улыбаться, хотя и не знали причин того веселья.
Это был смех Марии Луны.
Да, именно так смеялась Мария Луна, друг мой. Тот же самый смех, сделавший меня счастливым человеком, но на такое короткое время.
Я представил, как мы сидим в маленьком ресторанчике в Картахене, и все взгляды окружающих людей устремлены на наш столик, а рядом со мной сидит красивая мулатка и дарит всем свой смех, во всем его великом разнообразии.
И тут меня словно что-то кольнуло изнутри. Я почувствовал себя так, будто у меня отняли что-то самое важное, самое мне дорогое.
Я вдруг подумал, что именно Карлос Алехандро Криадо Навас украл смех у Марии Луны Санчез.
Сомневаюсь, что вы поймете это.
Сомневаюсь, что согласитесь с таким объяснением, будто то, как он смеялся и то, что сделал это именно в тот самый момент, привело впоследствии Карлоса Алехандро Криадо Навас к его ужасному концу.
Но клянусь, так оно и было.
Какая-то невинная шутка сгубила его.
Его хохот открыл в моей душе еще не зажившую рану, и я спросил себя: «а какого хрена тот тип имеет право так смеяться, когда он, как никто другой, повинен в том, что Мария Луна перестала также смеяться?».
Вот тогда я и решил не поддаваться мнимому очарованию его внешности и продолжить расследование до того момента, пока не получу абсолютную уверенность в его невиновности, либо, наоборот, в том, что он полностью виновен в случившемся.
Хотите скажу кое-что весьма любопытное? Первый раз в жизни я решил познакомиться лично и узнать как можно лучше того, кого затем планировал отправить на небеса.
В этом случае я не намеревался действовать как обыкновенный, безликий «сикарио», исполняющий порученную ему работу за деньги, и не как доведенный до отчаяния мститель, движимый безумным и неудержимым желанием.
Мне хотелось бы насладиться в полной мере всеми обстоятельствами, всеми деталями этого многообещающего дела, подобно тому, как смакуют не спеша эти длинные гаванские сигары, или как развлекаются с красивыми девочками, что стоят бешенных денег, и не для того, чтобы «измочалить» их за один раз, а чтобы поиграть с ними не торопясь, недельки две, или больше…
Лично я никогда не считал себя человеком жестоким. Некоторые, правда, могли наговорить про меня всякое, могли сказать, что я даже садист.
Но моя работа, отправлять людей к праотцам, никогда мне не нравилась, не вызывала никаких ощущений – ни удовольствия, ни отвращения.
Ни даже тогда, когда я хорошенько «прижал» того Руди Сантана. Мне, просто, нужна была информация, и я сделал все, что нужно, чтобы добыть её и потом убил его без каких либо эмоций. Мне не было ни весело от этого, ни грустно, словно захлопнул, дочитанную до последней страницы, книгу.
Но в этом случае я желал бы прочесть эту книгу в спокойной обстановке и с удовольствием, хотел бы прочувствовать всю глубину написанного на каждой странице.
Ирвин Рамирес продолжал снабжать меня информацией, а я все анализировал самым тщательным образом, все до мельчайших деталей. Я уже неоднократно повторял, что процесс принятия решений у меня очень длительный и в голове моей довольно долго вызревал план, как эту свинью заставить заплатить за все им содеянное, если, конечно, это вообще был «мой» человек.