Он отвел глаза в сторону и тихо промолвил:
— Никто меня не посылал.
— Так! Теперь уже никто не посылал? — презрительно бросил капитан. — Ты же только что говорил мне, что ты здесь по поручению господина из дворян, крестника здешнего господина!
— Я солгал, — ответил бродяга и судорожно перевел дыхание.
— Другого я от тебя и не ждал! — проворчал Барон Палачей. — Ты просто хотел враньем спасти свою шею от веревки.
Девушка медленно подошла к бродяге и остановилась перед ним. Он отвернул лицо в сторону, чтобы не глядеть ей в глаза.
— Бедняга, откуда же ты пришел? — ласково спросила она. — У тебя вид человека, который уже давно бродит по дорогам. У тебя такое изможденное лицо. Ты, наверное, сильно голодаешь? Иди-ка скорее на кухню, пусть тебе дадут супу и побольше хлеба. Но сперва скажи мне, правда ли, что Христиан Торнефельд послал тебя? Если да, то где же он и почему не приходит сам?
«Если я ей скажу, она тотчас помчится к нему, — пронеслось в голове у бродяги. — Не дай ей коляски и лошадей — пешком побежит по снегу!»
И ему привиделось смеющееся лицо Торнефельда, сжимающего девушку в объятиях, как он сам хотел бы обнять ее в эту безумную минуту.
Глядя в пол, он через силу выдавил:
— Я не знаю этого господина и ничего о нем не слыхал.
— А я вам что говорил! Какое отношение может иметь такой оборванец к благородному господину! — вновь высказался капитан. — Он наверняка один из людей Ибица, или я недостоин моего честного имени. Эй, парень! — зарычал он на бродягу. — Признавайся, чего тебе было нужно в этом доме и как ты сюда забрался?
Бродяга почувствовал, как у него по лицу покатился холодный пот. Он уже видел перед собою свой смертный час, и все же ни уговоры, ни дыба не смогли бы заставить его сказать правду.
— Я хотел украсть какой-нибудь еды, — сказал он.
— Что ж, виселица получит то, что ей причитается по чести и закону, — резюмировал капитан. — Молись Богу, парень, я прикажу тебя повесить!
— Не надо его вешать! — воскликнула девушка. — Он такой несчастный и бедный! У него, наверное, за всю жизнь не бывало хорошего дня.
— Это уж точно! Он выглядит как самый настоящий безбожник и мерзавец, от какого можно ждать любых гнусных делишек! — нахмурив брови, отрезал капитан. — Мадемуазель, я лучше вас знаю, как надо поступать с такой мразью!
— Не надо его казнить! — почти плача, попросила девушка. — Он пока еще не сделал ничего дурного. Он всего лишь беден и голоден. Ради Бога… Ради меня, помилуйте его, господин капитан!
Бродяга был потрясен до глубины души. Ни разу в жизни он не слыхал, чтобы о нем говорили такое. Сколько он себя помнил, его унижал и бил каждый встречный. Ему угрожали палками и виселицей, а дети на улицах кидали в него камнями. Но эта высокородная девочка проявила к нему милосердие… Он не раз смотрел в глаза смерти, но теперь его пронзило новое, ни разу не испытанное им чувство. У него щемило в груди, першило в горле, лицо налилось багрянцем. Он бы чем угодно отблагодарил девушку за спасение жизни, но вот сказать, что на мельнице ее ждет Торнефельд, он не мог.
— Барышня знает, что я ничего не желаю более ревностно, как услужить ей, — сказал Барон Палачей с улыбкой, за которой пытался скрыть досаду. — Конечно, от этого парня хорошего не дождешься, но, раз барышня настаивает, я обязан подчиниться. Эй ты, висельник, тем, что ты избежал петли, ты обязан милосердию госпожи!