И с этими словами он мысленно простился с товарищем по несчастью. Участь Торнефельда была решена.

Когда бродяга приблизился к мельнице на расстояние броска камнем, перед ним как из-под земли вырос мертвый мельник в своей извозчицкой куртке и шляпе с пером. Больше всего на свете бродяге хотелось проскользнуть мимо, но справа и слева были высокие сугробы, а прямо перед ним стоял зловещий старик.

— Пропусти меня, господин! — сказал бродяга, непроизвольно клацнув зубами. — Мне нужно немного погреться. Видишь, какой мороз? Ночью же будет еще холоднее, а в лесу к тому же воют волки.

— Тебе ли беспокоиться о морозах! — глухо, как из колодца расхохотался старик. — Ты-то не озябнешь! Уже этой ночью ты будешь голыми руками выгребать угли из пылающей печи!

— Нет, не сегодня! — взмолился бродяга, ощутив, как у него по спине пробежали мурашки. — Подождем до утра, господин. Ведь сегодня среда — день, когда был продан и предан наш Господь Иисус!

Бродяга думал, что, услышав святое имя, призрак сразу же исчезнет и отправится обратно в адское пламя, но мельник стоял как ни в чем не бывало и только посмеивался, по-прежнему загораживая дорогу.

— Я не могу ждать! — заявил он, стряхивая снег с куртки. — Надо ехать сегодня, ибо завтра меня уже здесь не будет.

— Я знаю, знаю, — простонал бродяга, а мороз все так же пробирал его до костей, и все так же пробегали у него по спине мурашки. — Завтра господин станет кучкой пыли и пепла… И все же пусти меня в дом! Я хочу прочитать за тебя «Господи, помилуй!» и «Из глубины» — это лучше всего питает бедные души.

— Что ты болтаешь? — вскричал мельник. — Не вздумай пудрить мне мозги! Зачем мне твои молитвы? Завтра поутру поеду я в Венецию, откуда должен привезти моему милостивому господину шлифованного стекла, бархата, позолоченных подсвечников и пару испанских собачек!

— А зачем господину епископу бархат и хрусталь? — проворчал бродяга, который терпеть не мог знатных господ. — Ему бы делить свои деньги с бедняками, а не купаться в роскоши.

— Мой господин не только епископ, но и светский владетельный князь, — пояснил мельник. — Тот, кого ты встречаешь в карете, запряженной шестеркой коней, — князь. А придешь на мессу в церковь — увидишь епископа, благочестивого, скромного и поистине святого мужа!

— А когда дьявол заберет князя, — подхватил бродяга, — куда же денется епископ?

— Заткнись! — зло прикрикнул на него мельник. — Больно уж у тебя, парень, грязная пасть! Живо собирайся! Пойдешь со мной и будешь учиться добывать свой хлеб честной работой!

Вор даже не пошевелился.

— Я передумал! — решительно сказал он. — Я не пойду с тобой, господин.

— Что?! Я не ослышался? Ты и в самом деле не хочешь хорошей жизни? Вот дурак! Повсюду война, голод, убийства, огонь и чума, и только у господина епископа царят мир и порядок!

— А я не ищу мира! — сказал вор. — Я хочу бродить по свету и быть свободным человеком!

— Ну, тут ты опоздал, — продолжал мельник. — У нас с тобой уговор, и ты обязан пойти со мной. Я ловлю тебя на слове!

— Никто не может поймать меня на слове! Никакая сделка недействительна, пока за нее не распили по стакану водки. У нас на земле заведен такой обычай, а уж как у вас в аду — не знаю!

— Какая еще водка? — завопил мельник. — Я же от пуза накормил тебя хлебом с колбасой да еще и пивом напоил!