— Да. Он должен умереть. Иначе утром весь полк будет знать все, что мы тут говорили! — тихо сказал Гюнтер.
— Он должен исчезнуть, не то дело будет плохо, — подтвердил Брокендорф.
— Но у нас нет оснований для полевого суда, — ответил я. — Ведь он не шпион, он ничего не сделал, он только доставил вещи Салиньяка…
— Так что нам делать? — стонал Донон, — Братья, я вижу, беда неизбежна. Что нам делать?
— Я не знаю, — пожал плечами Эглофштейн. — Знаю одно — если это выплывет, мы все пропали…
Но пока мы стояли в отчаянии, искали и не видели выхода, кто-то толкнул дверь, и в комнату вошел сержант Урбан — из гренадерской роты нашего полка. Он держал на поводке большую черную собаку.
Его взгляд скользнул по фигуре погонщика мулов, и он выпустил поводок, хлопнул себя обеими руками по бедрам и захохотал во все горло.
— Перино! — кричал он, сгибаясь от смеха. — Ты опять здесь, Перино? Так ты не поехал в паломничество?!
Собака одним прыжком метнулась к погонщику, прыгала ему на грудь, скулила, выражая отчаянную радость.
— Что это за человек? — спросил Эглофштейн. — Вы его знаете, сержант?
— Он меня знает, сеньор! — радостно закричал испанец. — Я понял, он ведь назвал меня «Перино»! Меня и зовут Перино, и вы теперь видите — я никакой не шпион…
Собака жалась к нему, взвизгивала и лизала ему руки, но он отогнал ее в угол.
— Конечно, ты не шпион, зато ты — вор! — вскричал сержант. — Ах ты бесстыжая, грязная, рваная тварь! Выкладывай-ка деньги! Если бы из мошенников набирали полк, тебе в самый раз бы стать знаменосцем!
Испанец весь сжался и испуганно смотрел на сержанта.
— Господин капитан, — доложил сержант Урбен, — этот человек — один из испанских возчиков, которых мы нанимали на службу. Сегодня утром, когда мы задержались в гостинице у городских ворот, он украл у рядового Кеммеля из отделения сержанта Бренделя кошелек с двенадцатью талерами. Мы было погнались за ним, но не смогли поймать, а вот теперь он сам пришел!
Погонщик, хоть и не понимал по-немецки, вмиг побледнел и начал дрожать всем телом.
— Ах ты мерзавец! — рявкнул на него сержант. — Гони сюда деньги, не то будешь повешен или пойдешь на всю жизнь катать тачку!
Эглофштейн поднялся. Дикое торжество и радость сверкали в его глазах. Тяжесть с его сердца теперь свалилась. Этот испанец, подслушавший нашу тайну, был уличен как вор и мог подлежать казни. Эглофштейн переглянулся с Гюнтером и Дононом: они сразу поняли друг друга.
— Тебе что, не платили поденщины? — строго спросил капитан. — У тебя были причины воровать?
— Но я не воровал! — в ужасе пролепетал испанец. — Я ничего не знаю о поденной плате… Ведь я не работал никогда возчиком!