— Прямо неистово! Ладно, я все поняла, скажу детям, чтоб ехали. Все, жди! — и Лидка, сама уже начав волноваться, повесила трубку.

Роберт с Аленой и сами чего-то перепугались, ведь такое поведение было совершенно не в характере Мамеда, он слыл общительным, живым и компанейским, а чтоб так вдруг запереться и затаиться — такого никогда за ним не замечалось. Пару раз позвонили по дачному телефону — молчок.

Дорога была свободна, Алена села за руль и домчала до Переделкино за двадцать пять минут. Всю дорогу почему-то молчали, Алла с Робертом были напряжены, каждый представлял себе страшные картины: вот приедут, вот откроют дверь, а там… Роберт курил в чуть приоткрытое окно, задумчиво щурясь на проезжающие мимо машины и пролетающие серые величественные дома Кутузовского проспекта. Постовые внимательно поглядывали на красивую женщину за рулем, но Алена не превышала, понимала, что если остановят, то на разговоры может уйти время.

Сева торопливо открыл калитку, и все втроем быстрым деловым шагом направились к даче.

— Не появлялся, Ален, как в подпол провалился… Раньше ходил, курлыкал, теперь молчок. И что настораживает — свет не включает, телевизор не смотрит, я б увидел, — успел рассказать Сева, пока они шли по дорожке к дому.

Роберт для приличия громко и торопливо постучал в окно, но ответа не последовало. Открыли ключом. Вошли. На полу были разбросаны пустые бутылки из-под всех возможных спиртных напитков, какие только продавались в винном отделе. Но не в простом, а в отделе магазина «Березка» — джин, виски, какие-то безумные, совершенно не мужские яичные ликеры и вишневые «Черри Херринги». И в придачу пивные алюминиевые баночки, которых даже в валютном продуктовом днем с огнем не сыщешь, видимо, даже там продали по большому блату. Причем разбросаны они были странно, в каком-то подсознательно знакомом порядке, но с ходу и не понять, что это могло бы напомнить. На столе стояли немытые тарелки с засохшей едой, усталые мухи лениво облетали комнату, чтобы хорошенько прицелиться и приземлиться на выбранном пованивающем огрызке. В большой комнате Мамеда не было. На веранде тоже. Ни на кухне, ни в детской, ни наверху в кабинете. Алена вопросительно взглянула на Севу:

— А он не мог незаметно уехать?

— Нет, исключено! Я неотлучно на участке, выходил только позвонить вам, и то не больше чем на двадцать минут, туда-обратно, я ж волнуюсь. Ночью тоже вряд ли, услышал бы или как дверь стукнула, или звук мотора. Не на электричку же он отправился! — стал рассуждать Сева. — Нет, должен быть дома…

— Нашел! — крикнул Роберт.

Мамед, небритый, как шмель, лежал в ванне. Без воды, конечно, просто как в люльке. Спал. Нет, он был целиком одет, все выглядело чинно-мирно, но довольно странно. Мрачный черный кафель с пола до потолка немощно поблескивал в свете одинокой лампочки и скорее поглощал те остатки света, которые от нее исходили. Под головой у Мамеда лежала подушка, снизу одеяло, чтоб помягче. Из подтекающего крана — руки никак не доходили купить прокладку, а местный алкаш-сантехник ничего поделать не смог — ему на ботинки тихонько, редкими каплями сочилась вода. Подстилка и ноги Мамеда давно промокли, судя по тому, как потемнели брюки ниже коленей. Мамед спал, по-детски подложив руки себе под щеку, и чуть слышно посапывал. Было в этой картине что-то тоскливо-трогательное, беззащитное, и при этом, как ни странно, необычайно умиротворенное.

Все трое постояли над ним. Помолчали. Переглянулись. Будить не стали. Вернулись в комнату. Алена пошла на кухню навести подобие порядка, Сева стал собирать с пола бутылки. Роберт задумался и закурил. Пошел к окну, задев головой абажур, тот качнулся, и Роберт машинально остановил его рукой, взглянув при этом вверх. Взгляд его застыл.

— Алена!

Алена вопросительно выглянула из кухни:

— Звал?

— Посмотри.

Весь натянутый на каркас абажур был испещрен круглыми одинаковыми отверстиями. Ни одного живого места. Роберт подошел к другой люстре в соседней комнате, такой же видной и красной, — та же картина. И там и там лампочки были разбиты. В окошках тоже красовались маленькие ровные отверстия, не много, но достаточно для затейливого орнамента на стекле, кое-где пошла мелкая изморось. И только сейчас на обеденном столе он увидел ПМ, спортивный мелкокалиберный пистолет Марголина, так похожий внешне на легендарный ТТ, — подарок, который знакомый генерал сделал ему два месяца назад на день рождения. Ну, хоть он и считался спортивным, «мелкашечным», пули-то у него были вполне приличного калибра — 5,6, не игрушка. «Пусть будет, — сказал генерал, — играйся, а то ж на даче живешь, если вдруг что — отпугнешь, хотя лично я бы любого пристрелил, если б ко мне полезли». Вручил прилюдно, сам вынул «играшку» из футляра, показал во всей красе и ласково протер его рукавом мундира, чтоб тот заблестел еще больше. Потом прицелился по-киношному, пару раз издав странные звуки: «Г-гэть, г-гэть», и довольно хохотнул. Все сразу, по большей части мужчины конечно, его тогда облепили, возрадовались как дети и моментально выстроились в очередь, чтобы немного пострелять по жестяным банкам, ну просто устроили целое действо — призы, крики, ажиотаж. Даже два вида шашлыка, целых два, из-за которых Лидка костьми легла, чтобы достать мясо, — бараний и куриный — не попользовались тогда таким спросом, как подаренный пистолет, который спонтанно стал гвоздем программы. У забора для страховки был поставлен большой и довольно убедительный железный поднос из столовки, Алена очень волновалась, чтоб какая-нибудь шальная пуля, пущенная мимо молока, не пробила бы забор и не покалечила соседа, и все мечтала, чтоб эта опасная затея поскорей закончилась и все гости вернулись к нормальной празднично-обжорной жизни. Но гости становились все пьянее, а пули или патроны, как их там, никак не кончались, и тогда она припрятала три оставшиеся непочатые тяжеленькие коробочки с боеприпасами, кинув на растерзание гостям всего одну. Ну и после, когда все разошлись, упаковки были возвращены в холщовую сумку, в которой уже лежал футляр с пистолетом, и все это дело сложено в шкаф с посудой. Алена почему-то решила, что если пистолет оставить почти на виду, то он никого не заинтересует.

Ну вот, заинтересовал. Мамед каким-то макаром наткнулся на него, видимо, искал рюмки или бокалы.

— Роб, а он точно жив? Ты не заметил, он дышит? — лицо Алены побледнело.

— Думаешь, он застрелился, потом залез в ванну, сложил ручки под щечкой и красиво и бескровно лег? — вроде как усмехнулся Роберт, но на всякий случай развернулся и еще раз пошел проверять, хотя и первого раза было достаточно — сопел.

Когда открыл дверь ванной, увидел, что Мамед уже сидит, чуть покачиваясь и уставившись перед собой. Глаза его были довольно расфокусированы, взгляд плавал, он явно пытался понять, что происходит, почему так темно, мокро и холодно. Потом поднял голову и увидел Роберта. Минуту помолчал. Улыбнулся.