— Теперь лучше, да, лучше?

— Я словно на белый свет заново народился.

Они выбрали укромное местечко под старой яблоней: ветки с налитыми яблоками свисали почти до самой земли. Любаша сорвала самые краснобокие, одно протянула Зацепе, другое жадно надкусила. Белопенный сок брызнул на щеку: Любаша зажмурилась от удовольствия. Они хрумкали сочные кисло-сладкие яблоки, взрывались беспричинным смехом, болтали о разных пустяках, порой молчали, думая каждый о своем, и в такие минуты Зацепа все порывался спросить: «Кто ты?», но всякий раз что-то останавливало его.

Куда он попал? Что за добрая чародейка эта милая девушка, так околдовавшая его?

— Что так смотришь? — спросила Любаша.

— Запомнить хочу.

Девушка смутилась. На ее чистое светлое лицо словно набежала тень:

— Хороший ты парень. Мало сейчас таких.

— Ты лучше о себе расскажи.

— Боюсь, заскучаешь, парень. Я ведь девка замужняя.

— Ты что, шутишь? — невесело засмеялся Зацепа. — А… а где ж тогда муж?

— В тюрьме, — жестко отрезала Любаша и добавила с вызовом: — Небось интересно, за что сидит? Моего любовника порезал.

Уже не ковшом, а целым ведром ледяной воды окатило Зацепу: «Знать, не в добрый час повстречал я вас…» Сразу почему-то потянуло домой, на аэродром, прочь отсюда, из этого тихого сада, от трех богатырей, от этих черных глаз…

Любаша его поняла и лишь из вежливости напоследок сказала:

— Скучно станет — заглядывай.

— Может, и загляну, — пообещал Зацепа.

Выйдя на улицу, он тут же попал под прицел хитровато сощуренных глаз маленького сухонького старичка с задиристо топорщившимися рыжими усами. Старичок цепко следил за летчиком и, по мере того как тот приближался, выгибал колесом свою немощную костлявую грудь и поигрывал усами. Когда Зацепа оказался шагах в трех-четырех от него, старичок вдруг вскочил и лихо отдал ему честь. От неожиданности Зацепа тоже козырнул, чем явно доставил старичку огромное удовольствие.

«Видно, все здесь с чудинкой», — подумал Зацепа, невольно озираясь.