— Ступайте за мной…

А дальше…

На кровати, на чистенькой простыне, лежал изможденный, высохший человек, напоминавший мумию. Его рука беспрерывно вздрагивала, узкие пальцы судорожно теребили, комкали одеяло. В горле что-то клокотало.

— Сегодня отойдет, — тихо сказала Даша. Склонилась над больным.

И Игорь склонился.

В лицо ему глянули пустые, уже мертвые глаза. Он уже был не здесь, был — там. Игорь отшатнулся.

— Сестра! — крикнула Даша. — Смените больному памперсы.

Памперсы? Да, памперсы! Будут памперсы…

Сестра стала привычно ворочать безжизненное тело, стаскивать с него грязные, промокшие насквозь памперсы.

А руки… руки больного всё так же судорожно мяли и комкали одеяло…

— Пойдем дальше или…

— Пойдем!

В соседней палате лежали два человека. Один из них был недвижим, второй кричал. Беззвучно. И это было особенно страшно, лучше бы кричал в голос. Жилы на его шее вздувались, но из глотки выскакивали только какие-то хрипы. Но по губам, искусанным и искривленным, можно было понять, что он кричал. Он кричал только одно слово:

— Больно! Бо-ольно!

— Почему вы не даете ему морфий? — спросил Игорь. — Это же издевательство над человеком!

— Наркотики ему уже не помогают, — ответила Даша. — Мы делаем всё, что возможно, но в его случае медикаменты бессильны.

Наверное, больной что-то услышал или заметил, потому что чуть повернул голову, уставился в лица склонившихся над кроватью людей. Попытался протянуть к ним руку, но она бессильно упала…

— Мне… больно, — довольно четко сказал он. — Боль-но! Мне очень больно!!! — Из его глаз, с неестественно расширенными зрачками, текли, капали слезы…

— Идемте отсюда, — подтолкнул Игоря к двери Александр Петрович.

В другой палате стоял тяжелый, не заглушаемый никакими спреями дух. Человек гнил заживо. Огромная, раздутая, «слоновья» рука лежала на приставленной к койке табуретке. По подстеленной простыне растекались какие-то пятна.