— Я не пытаюсь отрастить бороду, клянусь, — защищается он. — Такое случается, когда я два дня не бреюсь.

— Боже, как же ты постарел.

Он тяжело вздохнул.

— Напомни мне, зачем я тебя пригласил?

Эллисон улыбнулась.

— Что ты тут делаешь? Кому нужны дрова в сентябре?

— Ну, знаешь, как бывает. У нас только месяц, когда деревья достаточно сухие, чтобы собирать и колоть дрова, — объяснил он.

— Я слышала хрипящие звуки. И рада, что это было не то, о чем я думала.

— Нет, — сказал Роланд. — Вот если бы это был Дикон…

— Мне не нужно это слышать, — сказала Эллисон.

— Мне тоже.

Роланд улыбнулся, и это была улыбка, которую она никогда раньше не видела. Она помнила все его улыбки. Маленькой девочкой она была немного влюблена в него и собирала все его улыбки, и каталогизировала. У него было шесть улыбок. Первая — отрешенная, ленивая, слишком-крутая-для-школы улыбка.

Вторая — полуулыбка, нижняя губа выпячена в согласии, в знающем кивке.

Третья — широкая озорная улыбка с нежным подмигиванием «Папочка никогда не поймает нас у банки с печеньем».

Четвертая — внезапная и слегка сумасшедшая улыбка в тот момент, когда доктор Капелло поворачивался спиной, улыбка, которая заставляла ее смеяться, а доктор Капелло спрашивать: «Что смешного?»

Пятая — сонная улыбка, загораю-лежа-на-спине-на-пляже.

И ее любимая шестая улыбка — тайная улыбка и кивок головы, чтобы следовать за ним на улицу или наверх. Куда бы он ни шел, она тоже шла, даже если всего лишь делать домашнюю работу на свежем воздухе.

Улыбка, которую он подарил ей сейчас, была новой, Эллисон никогда не видела ее раньше, но она уже стала ее любимой.

Четыре часа спустя, поздновато, но она подумала, что у нее может быть ответ для леди в пункте проката автомобилей, которая спросила, что привело ее в Орегон.

Возможно, это был Роланд.