Глава 4

Астахов ушел. А Соня и Миро разговорились с Олесей о подробностях проекта. Но Миро никак не мог сосредоточиться — он все время отвлекался от разговора и смотрел на полотно Дюрера. Никто никогда не объяснял молодому цыганскому парню принципы эстетики, никто никогда не водил его по музеям и галереям, не учил воспринимать живопись. Но, видно, на то оно и искусство гения, чтобы воздействовать на любого человека напрямую, без всяких там ученых посредников.

— Вам действительно так нравятся эти картины? — спросила у Миро Олеся.

— Да, очень, — завороженно отвечал цыган. Наверное, это действительно был великий мастер…

— Вот за эти картины Николай Андреевич и выложил все свои свободные деньги. И теперь, чтобы помочь вам, ему придется остановить одно из своих предприятий, изъять деньги из оборота. Согласится ли он на это? Я, конечно, с ним поговорю, но… Какой ему смысл помогать вам, чтобы навредить себе?

— Нет-нет, — поспешно заговорил Миро. — Останавливать, конечно же, ничего не надо. Николай Андреевич очень добрый человек, и мы не хотели бы злоупотреблять его добротой!

— Я в любом случае поговорю с ним и потом вам сообщу. А пока — вот так… Извините, ребята, но если бы вы пришли с вашим предложением на несколько дней раньше, до его отъезда в Лондон, то он бы вам, конечно, не отказал.

— Да, но тогда бы он не купил всю эту красоту! — Миро обвел рукой картины на стенах. — А это ведь для него важно.

— Очень важно. Николай Андреевич — коллекционер, он влюблен в свои картины… И, кажется, только в картины… — Голос ее прозвучал грустно.

Но Олеся заставила себя стряхнуть неприятные мысли и вежливо проводить гостей.

Выйдя из мэрии, Астахов-старший столкнулся на набережной с Астаховым-младшим. Разговорились. За последний год — с потерей Светы, с уходом в котельную — Антон сильно переменился. Это был уже не тот инфантильный двадцатичетырехлетний оболтус, который вылезал из-под маминой юбки, чтобы сделать какую-нибудь гадость. Теперь это был человек, который после нескольких сильных ударов жизни наконец-то стал ее — жизнь — по-настоящему понимать.

Николай Андреевич все это время старался хоть и издали, но следить за жизнью сына. И давно уже перестал относиться к нему так же брезгливо, как раньше.

— Знаешь, папа, — рассказывал сын-истопник отцу-бизнесмену, — я, наверное, буду заниматься Светкиной выставкой.

— Правда? Я очень рад! Это правильно, что ты начинаешь постепенно выбираться из своей котельной. Ведь, что бы я ни говорил раньше по поводу твоих деловых качеств, я уверен — ты способен на большее.

— Спасибо, папа, но не торопись. Может быть, ты был прав как раз тогда — и я ни на что не гожусь.

— Антон, жизнь так меняет людей… И потом, ты ведь до сих пор ничем серьезным, по сути, не занимался.

— Ну да, пожалуй. Ничего такого у меня еще не было.

— Ну вот. А эта выставка будет твоим первым настоящим делом. Проведешь ее — потом посмотрим, поговорим.