Молитву девушки, прервало сияние, окутавшее ее фигуру.

— Саннива выбрала! — провозгласил жрец. — Благословенна ты, княжна, — он склонился перед Мелитой. — Радуйся!

Глядя остановившимися глазами на то, как рыжеволосые послушницы вытаскивают из храма, впавших в молитвенный экстаз Лэйду и Лорею, как жрецы один за другим благословляют ее, как они покидают святилище, Лита могла только мысленно стонать: "Как же так? Почему так быстро?"

Тяжелые двери захлопнулись, избранная осталась наедине с богами. Это ее время.

— Почему?! За что?! Не хочу! — женский плач раненой птицей метался под сводами древнего храма. — Не люблю его и не любила никогда! Не хочу делить вечность с постылым Олафом! Какая же ты мать? Чья? Княжеская?! Почему меня лишаешь радости и жизни? Не хочу! Слышишь?!

Богиня молчала, удовлетворенно улыбаясь. Хмурились ее супруги.

— Почему меня? За что? Ведь другие хотели сами?! — голос Литы охрип от слез. Девушка поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла к Санниве. — Не обессудь, великая… Но моя последняя жертва будет не тебе…

Поклонившись богине, она по широкой дуге обошла статуи волков и скрылась на мужской половине храма. Узкий коридор со стенами из дикого камня привел ее в древнее святилище. Лишенное окон, оно освещалось лишь светом факелов и было украшено единственным барельефом. Со стены на девушку испытующе смотрели трое. Юный Идверд мечтательно улыбался, могучий Хротгар хмурился, сжимая меч, мудрый Тунор благословлял.

Не позволяя себе усомниться, Мелита шагнула внутрь.

— Говорят, что место женщины у ног богини, — Лита достала из-за пояса нож. — Но женщиной я стать не успела, — узкое лезвие сверкнуло, отражая огонь. — А потому не будет большого греха в том, чтобы моя последняя кровь досталась вам, Великие, — умелая рука полоснула сначала по одному запястью, а потом и по второму. — Лучше остаться тут, чем гореть с Олафом, — горячая кровь побежала на жертвенник, заполняя нанесенные на него руны.

Силы покидали Литу. Вначале она опустилась на колени перед алтарем, потом в глазах у девушки потемнело. Принесшая себя в жертву лишилась чувств и не видела, как полыхнули золотом руны на алтаре, не слышала раскатистого мужского смеха, не чуяла, как зарастали глубокие раны на запястьях, не ведала, что пробудилось старое пророчество, не дававшее покоя богам.

— Слезай с трона, Санька, — пророкотал сочный бас.

— Засиделась, — поддержал его юный тенорок.

— Ставь тесто на обещанные пироги, — в бархатном баритоне звучало торжество.

— Все равно будет по-моему! — каждое произнесенное этим чарующим женским контральто слово сопровождалось грохотом извоном разбитой посуды. — Сегодняшнего дня ей не пережить!