Я размышлял о приступах неверности Дэвида и пытался понять ее причины. Думал о других случаях супружеских измен, которыми мне доводилось заниматься, и об объяснениях, которые слышал: «У меня свои потребности»; «Она меня не понимает»; «Это просто секс»; «Это не ее дело»; «В другом городе — не считается» — все так обычно, так банально. Трудно было вообразить Дэвида произносящим что-то подобное. Но разумеется, трудно было вообразить его и занимающимся чем-то столь опасным — столь потенциально самоубийственным, — как эти анонимные свидания.

Клэр тихо сидела рядом со мной, иногда читала свою толстую книгу, иногда возилась с радио, иногда просто смотрела сквозь темные стекла очков на разворачивающуюся перед нами ленту асфальта. Но чем дальше оставался город, тем больше она, казалось, светлела и расслаблялась; напряжение, которого я и не замечал, улетучивалось прямо на глазах. В Глен-Коув Клэр водрузила ноги на бардачок; в Мелвилле она уже тихо подпевала радиоприемнику.

Мы доехали по Лонг-Айлендской магистрали до самого Риверхеда и свернули на шоссе номер 25. Пейзаж стал более плоским, бледное, совершенно чистое, высокое и яркое небо отражалось в воде. Мы ехали мимо виноградников, мимо бесконечных рядов голых лоз за проволочной оградой. Клэр сняла очки и опустила стекло. В салон ворвался холодный морской ветер.

Позавтракали мы в Саутхолде, в крохотном ресторанчике с видом на гавань. Здесь было полно местных, и мужчины, сидящие над тарелками с яичницей и вафлями, украдкой разглядывали Клэр. Она съела омлет и уставилась на качающиеся на якорях аккуратно укрытые лодки. Я ел оладьи и думал о Дэвиде.

Некоторые заблудшие мужья, пойманные с поличным, защищались довольно неуклюже: знай себе напирали на здравомыслие, ослабленное внезапным приливом крови к местам ниже пряжки ремня. Такое объяснение не помогало оправдаться перед женами или адвокатами по бракоразводным делам, зато отличалось искренностью. А история Дэвида? Дэвид всегда был таким целеустремленным и дисциплинированным и всегда так гордился этими своими качествами. Я, как ни старался, не мог представить его поддавшимся порыву страсти или увлеченным до беспамятства.

Мелькнула мысль, что свидания со случайными женщинами служили Дэвиду отдушиной; впрочем, я сразу эту мысль отмел. Происходило что-то другое. Я вспомнил, как Дэвид рассказывал о процедуре смотрин, как хвастался своей ловкостью. «Если она не согласна играть по моим правилам, я двигаюсь дальше». Ему нравилось дергать за ниточки.

После завтрака мы прогулялись по набережной. Клэр втягивала руки в рукава черной куртки, пряталась за темными очками, черную бейсболку сдвинула на нос. Мы дошли до скамейки с видом на Шелтер-Айленд, сели и стали наблюдать за ползущим по воде маленьким паромом. Клэр прижалась ко мне и сунула руку мне в карман. Через некоторое время ветер загнал нас в машину, и мы поехали дальше на восток, в Гринпорт.

Шоссе номер 25 в Гринпорте перешло во Фронт-стрит и в гавани соединилось с Мэйн-стрит. Вдоль обеих улиц выстроились низкие дощатые здания, и народу было гораздо больше, чем следовало ожидать в зимний день. Люди делали покупки, просто гуляли — и, казалось, все друг друга знали. Мы припарковали машину и вышли. Клэр сняла бейсболку и провела рукой по волосам.

— Похоже, блин, на какой-нибудь Бедфорд-Фоллз, — засмеялась она. По-настоящему засмеялась.

Антикварный магазин как раз открывался, и Клэр затащила меня туда. Мы с трудом протолкались по узкому проходу между полками. Она улыбнулась парню за прилавком и вышла, ничего не купив. На улице снова взяла меня за руку, и мы пошли дальше. Мои мысли вернулись к брату.

Стремление к власти и контролю, самолюбие и гнев… Если отбросить рациональные объяснения и пустые отговорки, большинство неверных мужей, которых я выслеживал, именно эти страсти увлекали в бездну. Но с понедельника Дэвид стал для меня загадкой, и понять его было труднее, чем любого из предыдущих моих клиентов. Придумать тайный мир, установить в нем правила и законы и смотреть, как люди прыгают через расставленные обручи, — да, это власть и контроль; но вот остальное? Неужели самолюбие Дэвида настолько уязвимо, что для его поддержки необходимо внимание посторонних? Или Дэвидом руководил гнев? А если гнев, то на что или на кого? На Стефани? Возможно, но вряд ли на нее одну. Брак, карьера, репутация, даже репутация фирмы «Клейн и сыновья», — Дэвид все поставил под угрозу.

Мы шли по улицам, пока не закончились магазины, а Клэр не проголодалась. На Мэйн-стрит нашелся открытый ларек с гамбургерами, она потащила меня туда и заказала что-то неряшливое, с луком. Я заказал то же самое, и мы опять отыскали скамейку у воды. На холоде от гамбургеров шел пар, и несколько чаек с надеждой уставились на нас.

После ленча мы проехали последние десять миль до Ориент-Пойнта. Шоссе номер 25 перешло в Мэйн-роуд и закончилось возле паромного причала и парка. Парк был открыт. Вдоль песчаной дорожки росли невысокие дубы и можжевельник, в их тени прятались заплатки снега, берег пруда обметала белая изморозь. За деревьями, прудом и высокой бурой травой были дикий пляж, серая вода и небо — голые, пустынные и прекрасные. Клэр сняла очки, расстегнула куртку и приблизилась к воде. Я смотрел на нее и думал о Холли, Дэвиде и Стефани.

Через некоторое время Клэр вернулась. Порозовевшее лицо, золото спутанных волос. Она прижалась ко мне и прикоснулась губами к моим губам. Тело ее было теплым и крепким, волосы пахли океаном.

— У меня руки замерзли. — С этими словами она засунула их мне под куртку и под рубашку. Так мы стояли, пока я не заговорил.

— Почему ты это делаешь? — спросил я.

— Что делаю? — прошептала Клэр мне в шею.

— Почему встречаешься со мной? Ты ведь замужем.

Клэр напряглась в моих объятиях, тяжело вздохнула и чуть больше минуты не двигалась. Потом убрала руки и отступила.

— В смысле почему я изменяю мужу? — безжизненным, тусклым голосом произнесла она.