— Это было ужасно. Она смеялась и… Я не заметила камеры, но Дэвид сказал, Холли все записала.

— Мы видели только часть записи. Мне надо знать все.

Стефани ссутулилась и отпила воды.

— Я назвала свое имя в домофон, и Холли сразу догадалась, кто я, и засмеялась. Она впустила меня в квартиру, я села. Холли очень долго молчала. Просто пристально смотрела на меня и ждала. Квартира была мерзкая — тесная, темная… Да и дом прегадкий. Но почему-то под взглядом Холли я чувствовала себя… не знаю… голой. Наконец я просто сказала то, что должна была сказать.

— Что именно?

— Велела ей оставить Дэвида в покое. Сказала, чтобы она нашла себе мужа и перестала преследовать моего. Какое-то время она молчала и все смотрела на меня, как на какое-то насекомое. А потом засмеялась. Я рассердилась… еще больше… и наговорила всякого.

— Чего именно?

— Я ругала ее, а она только громче хохотала. А потом заговорила.

— О чем?

Стефани посмотрела в окно, на одинокую фигуру, двигавшуюся вокруг фонтана, — медленно ползущее черное пятно на фоне бело-синего снега. Лицо Стефани застыло, челюсти снова напряглись.

— Холли задавала вопросы… обо мне и Дэвиде.

— Какие вопросы?

— Спрашивала, почему я позволяю мужу трахать других женщин. — Слова застревали у нее в горле, на шее появилось красное пятно. — Как я могу быть за ним замужем и терпеть его измены… почему я вообще вышла за него, если собиралась допускать такое. Почему не разведусь. Почему применяю страусиную тактику. Потом спросила, не я ли довела мужа до интрижек на стороне — в смысле, может, мне в глубине души нравится представлять его… — У Стефани перехватило дыхание, она покачала головой и посмотрела на меня: — Спрашивала, знала ли я вообще, что… что Дэвид любит в постели, говорил ли он со мной о том, что делает с другими женщинами. С ней, в частности. Делал ли он когда-нибудь такое со мной. Только попроси, говорит, я все расскажу. Мастер-класс проведу.

У меня схватило живот, на шее выступила испарина. Стефани шмыгнула носом и отпила воды.

— Она еще много чего говорила, но, думаю, ты уловил смысл.

— Что ты сделала? — спросил я.

Слабая улыбка появилась снова и не исчезла. Стефани смотрела мне в глаза.

— Она сидела в своей тесной квартирке и улыбалась, такая красивая… это было отвратительно. Она была отвратительна, и мне хотелось убить ее. Хотелось ударить ее чем-нибудь или свернуть ей шею, и будь у меня тогда пистолет, я бы пристрелила ее на месте.

Во рту у меня пересохло, было трудно выдавливать слова.

— Что ты сделала? — спросил я снова.