Книги

Рыбацкие страсти и Встречи

22
18
20
22
24
26
28
30

Я решил подольше понаблюдать за серым пленником и скоро заметил, что вылетевший наружу воробей далеко улетать вовсе не собирался. Снаружи он присел на туже самую раму. Птиц разделяло только стекло. Они дружно чирикали и стучали по прозрачной преграде крепкими носами. На улице был самец, внутри – самка. Все было, как в песне, которую исполняют Киркоров и Распутина: «Между нами дверь стеклянная…» Только воробьям было не до песен. Самец всем своим видом демонстрировал, что он не улетит и не оставит подругу в беде. Чувствовалось, что это была дружная семейная пара. Я залюбовался птицами. Воробьи в унисон стучали по стеклу, но оно не поддавалось.

Я вышел из будки. Самец, заметив меня, начал кружить над головой и жалобно чирикать. Он явно склонял меня к проявлению мужской солидарности, словно пытаясь сказать: «Посмотри, как плохо нам быть врозь. Не разлучай нас и не обижай больше!» Я понял все его намеки и не стал долго мучить маленьких пташек. Открыл настежь дверь, а сам удалился из ее проема. В ту же секунду воробьиха вылетела с веранды. Пара встретилась и дружно зачирикала, ликуя, что они снова вместе и не расстанутся никогда.

Я достал оставшиеся семечки и рассыпал их на дорожке возле домика. Воробьи, оголодавшие на зимней бескормице, подобрали все до единой крошки. Они благодарно помахали мне крылышками и улетели.

Семейка в саду

В минувший год Петрович запоздал с весенними работами в саду: в конце зимы он неловко поскользнулся на тротуаре и упал. В результате врачи наложили на правую ногу гипс. Передвигаться Петровичу стало трудно даже после того, как гипс убрали: ногу предстояло постепенно разминать.

Миновало половодье, солнце, поднимаясь все выше, делало свое дело: земля отошла от зимних морозов и подсохла. Петрович выбрался-таки в свой любимый сад. Там сразу же бросилась ему в глаза куча хвороста, оставленного еще с осени. Тогда садовод прореживал кусты малины и смородины. Время стояло хмурое и сырое. Костры в такую пору горят плохо, поэтому хворост остался лежать до весны.

Петрович, прихватив старые газеты, подложил их под прутья и чиркнул спичку. С первой же попытки костер быстро занялся. А через некоторое время в хворосте послышалось характерное фырканье, и оттуда выбежали друг за дружкой два ежа. На мгновение они в изумлении замерли и посмотрели на Петровича злыми глазами: так смотрят обычно люди на попавшего в руки поджигателя. Затем ежи удалились в направлении зарослей смородины.

Петрович занимался своими делами. Весна торопила: надо было готовить теплицу, рыхлить грядки, делать посадки и вообще наводить порядок на своем участке. Раза два в неделю он непременно приезжал на огород и время от времени ежей там мельком видел. По всему чувствовалось, что насовсем из сада они не ушли. Однако днем ежи ведут пассивный образ жизни. Ежи – ночные животные. В это время суток они активно передвигаются, охотятся, добывая себе пропитание. Букашки, мышки, маленькие лягушата часто составляют главный рацион их питания. С большим удовольствием они поедают остатки пищи на привалах рыбаков, охотников и прочих людей, устраивающих на природе трапезу.

Несколько раз летом Петрович оставался ночевать в своем небольшом дачном домике. В таких случаях он допоздна задерживался в саду, выполняя ту или иную работу, или просто отдыхал на скамейке возле печки-буржуйки, где готовил ужин. Петрович любил в такое время наблюдать яркие закаты солнца, уходящего за горизонт, и слушать, наслаждаясь, трели и прищелкивания кудесника-соловья совсем рядом в своем малиннике.

В первый же такой чудный вечер Петрович, очищая горячую испеченную картошку, услышал знакомое фырканье приближающегося к начавшейся трапезе ежа. Садовод притих и кинул ему небольшой кусочек хлеба. Еж посмотрел на Петровича ласковыми глазами и смело начал прибирать корочку, испытывая при этом явное наслаждение. Садовод подбросил ему очистки от печеной картошки. Ежик и от них не отказался: с хрустом прибрал и их.

В середине же лета вечером к обычной трапезе Петровича приковыляли уже два ежа и с выводком: с ними рядом передвигались два маленьких колючих шарика – их детеныши. Петрович не без удовольствия поделился с ними частью своего ужина и все время любовался при этом столь дружной семейкой. В дневное время он полюбопытствовал и нашел гнездо ежей в основании большого куста смородины. Там среди сухих веток, травы и прошлогодних листьев жила эта семейка.

Петрович весь сезон до поздней осени наблюдал за ежами и изредка подкармливал их. Маленькие ежата быстро росли и к осени почти сравнялись со взрослыми. На зиму Петрович опять оставил кучу хвороста на своем участке. Это на тот случай, если ежи залягут в зимнюю спячку на его огороде. Скорее всего так оно и будет. Покоя им и крепкого сна!

Бойцовский петух

Не всякую живность можно было содержать и прокормить в послевоенной деревне. Очень скудными были сенокосы, а о зерне для скота и птицы не могло быть и речи. Зачастую без настоящего хлеба жили и с трудом выживали люди. Слабы были и человеческие силы: все держалось на вдовах, немощных стариках да жиденьких подростках. Однако куриц держали во всех дворах, даже в самых бедных и обнищавших.

С десяток куриц-несушек да петушка держала и наша бабушка. Весной и летом курицы неплохо неслись и давали к столу полноценные яйца, нагулянные на воле. Цвет желтка тех яиц памятен до сих пор – яркий, отливающий настоящим солнцем. Первоначальные гнезда несушки устраивали где-нибудь в уголке на остатках сена или соломы, лежащих на жердях сеновала под поветью. Соблюдая некоторую очередность, они с характерным куриным шумом взлетали на то или иное гнездо и покидали его после снесения яйца с продолжительным и сильным кудахтаньем.

Бабушка привыкла забирать из гнезда не все яйца: одно она непременно оставляла в качестве приметы гнезда для куриц. Оставленное несколько раз одно и то же яйцо делалось заметным среди свежеснесенных: на нем больше других было отметин, оставленных ногами несушек, как правило, не всегда чистоплотных. Зачастую это яйцо покоилось в гнезде на постоянной основе. Практически такое яйцо становилось в итоге испорченным. Бабушка называла его «подкладом», «насиженным» или даже «болтуном». Все названия вполне естественные: если, например, потрясти такое яйцо, то почувствуется бултыханье его содержимого. В конечном счете оно варилось в пищу свиньям.

Как и в жизни людей, в куриной жизни изредка случаются своего рода чудеса. В один прекрасный день бабушка, снимая яйца, нашла в гнезде пищавшего цыпленка. На дворе разливалось июльское тепло. Оно да периодическое нагревание «подклада» несушками растревожили и возбудили в нем цыплячью жизнь. Наверное, стеклись и еще какие-то благоприятные для этого обстоятельства. Факт остается фактом: через три недели из яйца, обреченного заиметь прозвище «болтуна», выклюнулся полноценный цыпленок.

Мы с сестрой смотрели на одинокого птенчика широко раскрытыми глазами. С таким изумлением разглядывал, наверное, только Робинзон Крузо следы Пятницы, обнаруженные на богом забытом острове. А бабушка решила, имея в запасе богатый опыт выхаживания людских сирот, выпестовать и этого цыпленочка, совсем неожиданно появившегося на свет. Мы, не сговариваясь, согласились с сестрой ее всемерно поддержать. Втроем мы решили заменить выводку его маму-курицу.

Вначале мы держали его в избе. Кормили пшеном, попросив небольшое количество его у соседей. Давали ему в пищу также творог, остатки яичницы и хлебные крошки. Поглаживанием по шерсти и другими ласками мы подкупили кошку и строго-настрого запретили ей приближаться к живому пушистому шарику ближе чем на один метр. Эту дистанцию она старалась соблюдать, но кошачий соблазн полакомиться цыпленком, как мышкой, в ней оставался без всякого сомнения. Однажды цыпленок и кошка оказались в одном месте – нос к носу. Я почему-то находился на печи и вздрогнул, предвидя печальную развязку. Однако цыпленок, не смутившись разглядыванием кошки, впервые в жизни постоял за себя. Он сделал вид, что хочет поближе познакомиться с плутовкой. Взял да и клюнул острым носиком в самое мягкое место между ноздрей кошки. Она явно не ожидала от него такой прыти. Кошка, поджав хвост, метнулась под кровать и долго оттуда не выходила. С той поры она и не помышляла обижать нашего птенчика.

В доме цыпленок прожил с месяц. Он основательно подрос, стал шустро бегать и пытался даже ловить комнатных мух, чему мы были несказанно рады. Затем мы начали выпускать его во двор, но всегда под бдительным нашим оком. Двор ему нравился больше, чем наша комната: там было просторно и много новых знакомых. Курицы вначале косились на него, норовили даже клюнуть несмышленыша, но постепенно становились дружелюбнее. Возможно, инстинкт подсказывал им, что это их родная кровь, их общий детеныш.