Счастливое число

Летом 1964 года после успешной сдачи всех экзаменов за третий курс Казанского госуниверситета я впервые в жизни получил путевку в спортивно-оздоровительный лагерь. Добирались туда спортсмены водным транспортом: по Волге тогда ходила «Ракета» на подводных крыльях.

В день отправления «Ракета» отплывала в лагерь в 2 часа дня. В половине 12-го я вышел из общежития, намереваясь приехать в речной порт пораньше. Сел на остановке в троллейбус маршрута №2. При посадке в него обратил внимание на номер машины – 77. Такие числа в народе называют счастливыми. Суеверным студентом я не был, но настроение мне этот номер чуть-чуть поднял. Чемоданчик я поставил у стенки рядом с кассой. До речного порта мы ехали без заметных приключений. На ближайшем сиденье расположились две симпатичные блондинки, которые привлекли мое внимание.

В приподнятом настроении я вышел к пристани, отыскивая свой дебаркадер. Подойдя к нему, я вздрогнул – будто током меня ударило: в моих руках был только мешочек с кедами. Выходя из троллейбуса в радужном настроении, я совсем забыл про чемоданчик с вещами. А в нём находились документы: паспорт, студенческий билет и путёвка. Рядом с ними лежали и деньги. К тому же и сам чемоданчик я позаимствовал у Валерия – хорошего однокурсника из Тетюш.

Очнувшись от минутного замешательства, я стрелой помчался к диспетчерской: мне сказали, что тот троллейбус будет через час. Волнуясь, я решил терпеливо ждать возвращения моего троллейбуса со счастливым номером… Троллейбусов по кругу ходило много и час длился как вечность. Наконец появился мой. Когда вышли все пассажиры, я влетел внутрь и не поверил своим глазам: мой чемоданчик стоял на том же месте. Я подбежал к водителю и стал его благодарить. А тот понять не может: за что? Когда понял, заулыбался и сказал: «Благодари пассажи-

ров». Радости моей в тот день не было предела. И дальше было все хорошо. Я успел на «Ракету» и отлично провел время в лагере.

Даже теперь, спустя сорок с лишним лет, я вспоминаю мой счастливый номер 77.

На мосту

Купаться летом мы любили. Речушка в Иванаевке была маленькая, но для скота и на случай пожара ежегодно делалась запруда. Ближе к обеду к ней пригоняли табун. Коровы любили заходить по брюхо в речушку и жадно пили водицу. Стоять в ней было прохладней, да и слепни меньше одолевали.

Вместе с животными в пруду плескались и мы – представители босоногой детворы. Потихоньку мы научились и плавать. Когда же нам исполнилось лет по восемь-десять, пруд перестал нас устраивать: скот сильно мутил воду и по ее поверхности плавали коровьи лепешки.

Заветным желанием стало для нас сходить на Кичуй в соседнее село Юсупкино. Кичуй – речка с хорошим течением и приличной глубиной: ее нельзя перейти вброд даже взрослому. Нижнекамцы знают эту речку, текущую в зарослях ивняка. Это вблизи с. Благодатная. Наша же родина находилась примерно в тридцати километрах выше по реке.

Мы любили собираться босоногой ватагой и по горячей пыльной дороге спешить в сторону Юсупкина – за три километра от нашего села. А там проходили всю улицу Нижнюю и далее большую часть пустыря. После чего выходили на деревянный мост через Кучуй – любимое наше место для купания. Мост стоял на многочисленных дубовых сваях, глубоко вбитых в дно реки. Сваи сверху скреплялись толстыми бревнами, на которых лежал жердевой настил.

Нам нравилось, побросав рубашки и штанишки, прыгать в воду с моста. Чаще прыгали «солдатиком»: руки прижаты к туловищу, ноги вместе, и летишь к воде ногами вперед. Смельчаки учились также прыгать вниз головой, но часто при ударе о воду (если поза была выбрана неудачно) ушибали живот и коленки.

Однажды в самый разгар нашей водной кутерьмы со стороны Батраса, соседней с Юсупкино деревни, подкатила телега, запряженная мерином. В ней сидели два мужика. Они были уже полуодеты и тоже решили

с нами искупаться. Какое-то время мужики поплавали, поплескались, попрыгали вместе с нами с моста и начали одеваться: куда-то спешили. Когда пришло время обуваться, один из них заметил, что в телеге нет его правого сапога. Посовещавшись между собой, они обратились к нам с вопросом, не пошутили ли мы, спрятав сапог. Мы все дружно и отрицательно покачали головами.

Солдатские кирзовые сапоги в ту пору считались очень хорошей обувью: вовсю тогда носили еще лапти и в лучшем случае калоши.

Мужчины задумались. Кто-то из них высказал мысль о том, не потеряли ли они сапог в дороге (было жарко, они ехали разувшись). Ездоки распрягли лошадь, и один из них поскакал верхом в сторону Батраса, откуда они приехали. А другой остался его поджидать, следить за нами и не позволять нам отправляться домой.

Верховой, к большому нашему сожалению, вернулся ни с чем. Подозрение с новой силой падало теперь на нас: больше на мосту никого не было. Мы оказались в положении заложников. Мужики так и говорили: «Не отпустим вас до тех пор, пока не вернете сапог». Мы пытались по-детски убедить их в том, что сапог на одну ногу нам не нужен. На что мужики не менее резонно отвечали, что сейчас в каждой деревне после войны есть одноногие – кому-то нужен только правый сапог, а кому-то только левый. Крыть нам больше было нечем. Доказать свою безвинность в складывающейся ситуации мы не могли. Алиби, как выражаются юристы, у нас не было.