Сверху завозились, посыпалась пыль. Мика не выдержал, вскочил на ноги и ухватился за кобуру, но странное дело! — пистолет словно застрял. Тогда он выхватил нож и замер в боевой стойке — с ножом в одной руке и шанежкой в другой.
На его глазах от вершины камня отделилась маленькая фигурка и спрыгнула вниз. Мика присмотрелся — совсем еще пацанчик. Перешитый сталкерский комбинезон — рукава хоть и подвернуты, а пальцев все равно почти не видать. Брюки мешком, таким же мешком капюшон на копне давно не стриженых волос. Лицо то ли в конопушках, то ли в пятнышках засохшей грязи. Скорее, все вместе. Невысокий — Мике под мышкой пройдет не пригибаясь. Лет двенадцать от силы. Только глаза взрослые — серьезные и капельку отчаянные. Ну, это понятно — послушные дети в Рыжем Лесу не гуляют.
— Так угостишь? — с легким вызовом снова спросил мальчишка, — а то я вторые сутки щавелем питаюсь.
На широком солдатском ремне — раза три вокруг пояса обернут, честное слово! — болталась огромная тяжелая кобура. Незнакомец перехватил взгляд, усмехнулся:
— Не дрейфь, сталкер. Патроны еще вчера кончились, когда от снорков отбиваться пришлось.
— Кто дрейфит? — откашлявшись наконец, возмутился Мика, — да я… — он осекся. Не к лицу опытному сталкеру хвастать своими достижениями перед каким-то малявкой. Похвальба — удел юнцов.
— Хочешь есть? Ешь.
Мальчишка упрашивать себя не заставил. Мигом налетел на шанежки и Мика понял, что ему не только нечего будет оставить на вечер, но и сейчас ничего не достанется. Кроме той, что в руке…
— Ты что тут делаешь? — как можно строже спросил Мика, однако вышло, что спросил с любопытством.
— Своих ищу, — сквозь шанежки прошамкал мальчишка.
— Это, каких таких — своих?
— А без разницы. Лишь бы свои были.
Мика задумался. Для него свои — мать и отец, знакомые сталкеры, родня на хуторе. А для этого? Может, ему Монолит свой?!
— Ты откуда?
— Оттуда, — ткнул пальцем за спину пацан.
За спиной были валуны. За валунами Рыжий лес. Он что, в Рыжем Лесу живет?!
— Ты здесь живешь?
— Теперь здесь живу, — тщательно подбирая крошки, хмуро сказал мальчишка.
— А раньше?
— А раньше не здесь, — его нахальству не было предела. Вот же — поел, а грубит!