Брежнев с Косыгиным, удивленно посмотрели на меня, от чего я не выдержав, чуть ли не шаркнул ножкой в притворной скромности. Но вдруг будущий генеральный секретарь, будто что-то вспомнил и более внимательно посмотрел на меня и придя к какому-то мнению решил поинтересоваться у меня.

– Саша, а ведь это ты пел на двадцать третье про шинель на голубом огоньке, так ведь? – дождавшись моего утвердительного кивка, улыбнулся и как то облегченно вздохнул будто, решилкакую-то загадку что терзала его некоторое время, – а ведь я тогда все никак не мог понять, чем же меня так твое лицо зацепило, да и представление тебя я пропустил, а так бы сразу узнал, хоть по телевидению ты немного не так выглядишь уж больно взросло. А песня твоя мне очень понравилась, сильная песня. Ну что же давайте поспешим интересно, что ты такое сочинил для наших женщин.

Мужчины проследовали в ванную комнаты, мы же с бабушкой на правах того что это были друзья семьи не стали их дожидаться и пошли в гостинную.

Вот все поздоровались друг с другом и уселись за стол, а во главе стола находился просто шикарнейший телевизор Темп-22, цветной советский телевизор, а точней, просто переделанный американский, ведь это традиция у нас: тырить у американцев и переделывать, а пока мы доводим все это до серийного производства, техника уже устарела, и дальше все по новой, также у нас будет и с компьютерами. Нет, не подумайте, что я считаю, что мы все стырили у них, они так же поступают и с нами, но мы делаем это как-то через жопу. Да и мне, человеку, который присвоил столько песен, осуждать их… Ну да плевать, народ уставился в экран, а на нем появилась заставка голубого огонька, не буду полностью пересказывать все высказывания по поводу концерта, но ряд значимых расскажу. После песни "Бель" ко мне обратился Брежнев:

– Саша, песня вышла просто замечательной, и я уверен, что она понравится не только нашим гражданам, – улыбался дядя Леня и даже пару раз похлопал по плечу, высказывая этим свою уверенность в хорошем будущем песни.

– О, вы совершенно правы, Леонид Ильич, – Фурцева, довольная произведенным мной эффектом, подтвердила слова Брежнева. – Французская делегация, присутствующая на концерте, была очень довольна выступлением Александра и мало того, они выяснили, что у него есть еще песни на французском и, как я поняла, если им понравятся они, а в этом я не сомневаюсь ни секунды, хотят пригласить выступить Сашу во Франции. А пока они хотят запись концерта для показа по своему телевидению, но тут уже надо все согласовать.

– Это прекрасно, – Косыгин тоже решил высказать свое мнение, – если Александра пригласят. Во-первых, наши страны сейчас идут на сближение, а во-вторых, валюта стране всегда нужна.

– Алексей Николаевич, опять ты все о деньгах, – Брежнев был немного не доволен словами Косыгина, но не тем, что он заговорил о валюте, а тем, что заговорил об этом тут. – Саша, я надеюсь, ты постараешься, и твои песни понравятся нашим друзьям из Франции – мало кто из молодежи может похвастаться, что ездил во Францию, а у тебя будет такая возможность.

– Дядя Леня, а я согласен с Алексеем Николаевичем, стране действительно нужна валюта, но я не согласен с тем, как благодарит страна добытчика этой валюты, – я видел, что им не особо хочется говорить на эту тему, но все же продолжил: – Я даже уверен, что пока несовершеннолетний меня просто поблагодарят, может даже грамоту подарят и на этом захотят закончить с благодарностью, но вот только я, скорей всего, пошлю их куда подальше, пусть сами поют и сочиняют. Да и те песни, которые уже спел я, тоже не позволю без моего ведома использовать.

– Саша, для этого разговора сейчас не место и не время, – немного недовольства проявилось в голосе Брежнева. – Да и тебе не кажется, что все же своей стране можно помочь, и не думая о деньгах, ведь и страна идет на встречу: бесплатное образование, медицина есть не во многих странах.

– Давайте разбираться, с чего это наше образование бесплатно, впрочем как и медицина: население платит налоги, государство в обход всех продает ресурсы страны, так что все оплаченно. Но вы правы, конечно, как патриот нашей страны, я готов помогать ей безвозмездно, – напряжение в конце моего монолога спало, и Леонид Ильич даже улыбнулся, зря он это, слишком рано расслабился, – но вот в чем закавыка: не всегда же это делать бесплатно, должно же наше правительство совесть иметь. Вот пластинка, которую они запишут, пусть даже с тем количеством песен, которые я уже спел – сколько на этом заработает государство, и сколько я? Признайтесь, это несоизмеримо и поэтому, если вдруг решат, что мне надо будет выступить во Франции, то пусть думают, как меня заинтересовать этим. Грамоту могут оставить себе в качестве награды за то, что смогли меня уговорить.

– Не думал я, что у моего друга вырастет такой внук, – была какая-то фальш в этих словах, и я не мог понять, в чем она.

– Леонид, вот давай не будем. Семенов всегда отстаивал свои права и права своих подчиненных, и в его ведомстве всегда находились средства для проведения операций, так что внук полностью пошел в деда.

– Да знаю я, только вот тяжело тебе будет, Саша, ведь могут заставить, хотя нет, не заставят, могут просто не дать нигде выступать, – вздохнул дядя Леня и как-то с грустью посмотрел на меня. – Я конечно постараюсь помочь, но ведь и у меня на всех сил может не хватить.

Он встал, подошел ко мне со спины, положил руки на плечи.

– Саша, будь все же осторожней в своих высказываниях, – я даже повернул голову, чтобы посмотреть в его глаза, и там действительно было беспокойство, а Брежнев склонился к моему уху, тихо договорил так, чтобы никто не слышал: – по крайней мере пока, потерпи до своего совершеннолетия, может что изменится.

А в голове мелькнула мысль, что да, изменится, в октябре, но если и коснётся, то только меня и близких тебе людей, дядя Леня. Спеть что ли им песню о том, что "перемен требуют наши сердца". Да нет, не стоит, и мало ли куда пойдет этот разговор, вроде бы здесь все свои, но я и так наговорил лишнего.

– Вы правы, дядя Лень, что-то я уж слишком. Спасибо, – посмотрев на него, улыбнулся немного, как бы извеняясь.

– Полно, – вот ведь, живое лицо у Брежнева, так ярко видны все чувства, вот и сейчас: облегчение и радость от того, что я его понял и без всякого подросткового бунта принял его слова. – Вот уж не думал, что буду говорить о таком с пятнадцатилетним.

А тем временем концерт все еще шел.