Ялтон ушел, оставив супругу на полу. Оливия не шевелилась. Она не хотела жить. Слишком много мучений на ее доле. Слишком часто она плачет. Соленые дорожки текут по лицу, а сердце медленно разрывается на кусочки. Двигаться не хочется.

Держись, милая. Я с тобой. Все хорошо будут! Боже, почему мне так больно?

Ялтон вернулся с тряпками, ведром и новым настоем.

— Пей, а то сдохнешь.

Оливия сжала зубы. И он… ударил ее в живот. Женщина вдохнула и едва не захлебнулась горькой жижей, которая влилась в рот.

Ссссскотина!!!

Слезы катятся по лицу. Я захлебываюсь. Стон прорывается через сжатые губы.

— Тсс, все хорошо. Все хорошо, — слышу совсем рядом чей-то хрипловатый голос. — Все хорошо.

Образ Ялтона растворяется в смутных минутах пробуждения. Открываю глаза и вижу лицо Урд"аха.

— Вы слишком часто…

Резко принимаю вертикальное положение и стираю набежавшие слезы. Оказывается я заснула за столом.

Мое нежелание обсуждать ночные кошмары легко считывается. Орк замолкает и лишь его рука замирает возле моей мокрой щеки.

— Не спите за столом. Шея затечет, — оказывается, он не только детей пеленать умеет. — И вы, опрокинули чернила.

Он нежно трогает мой нос и показывает свои пальцы. Его зеленоватая кожа испачкалась в черном масляном растворе.

— Чтоб писать

Чернилами

Собраться надо

С силами, — процитировала детский стишок Агния Барто.

— Женщины такие наглые, капризные и требовательные, — качает он головой и подает платочек.

— Все? Или я одна? — принимаю ткань и вытираю следы собственной безалаберности.