— Здравствуйте! — крикнула я в пустоту.

Где-то внутри прохода зашевелились, заскреблось. Послышались шаги.

— Кто в такую рань? Я только уснул, — послышался недовольный голос из недр жилища.

— Это твоя совесть и сдохшая организованность!

Спит он. Не выспался, сцуко…

За такую очередь и полуживых детей наши бы санитарки врачей тряпками по коридорам прогнали. Доктора — это не просто медики с высшим образованием, но и организаторы, массовики затейники и судьи. Чуть зазеваешься и получишь шваброй от той же санитарки или медсестры пациента не доглядят, будут друг на друга его спихивать, пока он совсем не загнется. Врач не умеющий руководить — половая тряпка, которой можно крутить и вертеть. У таких людей пациенты не присмотрены и средний медперсонал не следит за своими обязанностями. Про младший вообще молчу. С ними и разговор надо ставить командирским тоном и лексикон вырабатывается, как у бывалого зека. Иначе санитарки чистую зону будут мыть тряпками грязной части, а потом санэпидинстанция золотистый стафилококк ловит по всем отделениям. Молчу уже о присмотре за лежачими больными. Если не научишься командовать, недееспособные будут гнить заживо. А ты — ответственный не только за операционную, но и за перевязочную, и процедурную и за всеми работниками присматриваешь.

Там, хочешь не хочешь, станешь организованным, чтобы себя перед прокуратурой прикрыть.

Поэтому сейчас я очень удивлена тому, что пациенты не рассортированы. И тем кому настоящий врач не нужен, не обслуживается медсестрами. К тому же… Почему люди на пороге сидят и даже на дорогу выползли?

— Я хочу спать, — передо мной появился высокий мужчина в алом халате. Его лицо было землянисто — серого цвета, а глаза… просто черная радужка.

— А я срать! — меня раздражал заспанный вид тощего незнакомца и его безделье, когда на него все рассчитывают.

У нас в приемке работало правило пятнадцати минут. Когда привезли пациента, врач должен успеть спуститься из отделения и не забыть одеться (если это ночь). Исключение — экстренные операции. Там уже медсестры включают всю свою соображалку.

Я тоже помню как дежурила в ночную смену, но не позволяла себе дрыхнуть, как сурок, когда под дверью пациенты. В обеде, ужине и туалете себе отказывала, особенно когда экстренных привозили. Но полное безразличие к людям, которые Доверят тебе свою жизнь…

Раздражает!

— Вас ничего не смущает?

Нагло подошла к мужчине и протянула маленького орчонка.

Лупоглазый замер. Посмотрел на малыша, потом на орка с рассеченной бровью.

— Тут я ничем не помогу, — покачал знахарь головой. — От младенца отказалась мать. А без ее молока и силы… он обречен.

Дядька зевнул, развернулся и…

— Стоп! — схватила его за халат. — Моего смотри.

Сама уже доставала грудь и пыталась нацедить молоко на сухие губы младенца. Из меня ведь хлещет во все стороны, а Эль есть отказывается. Если дело только в кормлении, то я готова быть молочным донором.