Позднее, вытянувшись на походной постели, Веспасиан прикрыл глаза и прислушался к доносившимся до него звукам. Слышались окрики часовых, беззлобная брань командиров, солдатский галдеж и смех. «Смеются — это хорошо», — подумал легат. Пока солдаты довольны, можно не сомневаться в их верности долгу. Смех сплачивает людей. А сплоченность и есть та самая сила, что понуждает десятки тысяч людей, не дрогнув, идти на все, даже на смерть. Она невидима, неощутима, но, стоит дать слабину, все будет кончено. В тот самый момент, когда простые солдаты начинают отказываться повиноваться своим командирам, армия перестает быть армией, она прекращает существовать.

Новости с побережья теперь наверняка стремительно распространяются по дорогам. Очень скоро они докатятся и до вверенного ему легиона. Кто знает, как это повлияет на беззаботно посмеивающихся сейчас солдат? До сих пор Второй легион Августа вел себя на удивление безупречно, никто не скулил, не жаловался на трудности марша и даже число отставших ни разу не превышало расчетный процент. Но кто может сказать, как легионеры поведут себя дальше? Сохранят ли они лояльность к командованию? Или бунтарские настроения окажут свое разлагающее воздействие и на них?

Веспасиан тяжело повернулся на ложе.

Чтобы вторжение все-таки состоялось, мятеж следовало подавить в кратчайший срок, и Нарцисс, судя по его репутации, именно тот человек, которому по плечу подобные вещи. Во всяком случае, Флавия абсолютно уверена в этом. Так что сильно тревожиться вроде бы не о чем. Веспасиан позволил себе усмехнуться. Не о чем, да, если бы не еще один, вроде бы совсем маленький, но все же весьма и весьма проблематичный вопрос.

Во второй части доставленной днем депеши подтверждалось наличие заговорщика в легионе, правда, выражалась уверенность, что тайный агент императора сумеет с ним разобраться. Кто он, легату знать вовсе не обязательно, чтобы не забивать себе голову посторонней докукой.

— Как же… не забивать, — проворчал Веспасиан. Он и не забивает, но на совещании ему пришлось взвешивать каждое слово, чтобы, во-первых, не насторожить заговорщика, а во-вторых, не дать повод агенту заподозрить его в нелояльности к власти. А еще ему волей-неволей приходится теперь прикидывать, кто из его подчиненных бунтарь, кто шпион. На роль первого вроде бы годился Вителлий, но подошел бы и Плиний. Оба умны, оба амбициозны, оба честолюбивы, однако прямых доказательств их умышлений против нынешнего императора у него нет.

Что до агента, то Веспасиан был уверен: этому типу поручено не только выявлять неизвестных изменников, но и осуществлять надзор за легатом. Он поежился, с горечью сознавая, что в нынешней политической неразберихе эту задачу могли возложить на кого угодно. Хотя бы, например, на юнца, прибывшего под его руку прямо из императорского дворца. Веспасиан автоматически решил взять этого малого на заметку и тут же выругался, уже вслух.

Конечно, делать этого никак нельзя. Иначе весь легион в одно мгновение окутает атмосфера всеобщей взаимной слежки и подозрительности. Перед его мысленным взором предстала удивительная картина — бойцы, с недоверием косясь друг на друга, шагают на поле брани.

Он рассмеялся.

Нет уж, всю эту грязь пусть разгребает кто-то другой, а ему следует полностью сосредоточиться на сугубо военных вопросах. Направленных на укрепление боевого духа и боеготовности легиона. Это упрочит его репутацию много лучше, чем подслушивание через хлипкие стенки и подсматривание из темных углов. Последняя мысль развеселила Веспасиана, и через мгновение он уже крепко спал.