Глава 48

Несколько последних дней выдались дождливыми, вдобавок неподалеку находилось болото, так что неглубокую лощину между двумя армиями заполнял плотный туман. Задолго до того, как взошедшее солнце окрасило его молочные завитки оранжевым цветом, легионеры уже встали, подкрепились, облачились в доспехи и теперь занимали позиции перед предстоящим сражением.

По обе стороны от строя преторианцев слышались лязг и скрежет: расчеты катапульт и баллист налегали на рычаги и вороты. Тут же разгорались маленькие жаровни — готовились зажигательные снаряды. На правой оконечности римского строя сгрудились встревоженные окутывавшей их белесой пеленой тумана слоны.

Император и его штаб дожидались докладов о готовности войск на вершине небольшого, поросшего травой холма рядом с лагерем. Лежавший внизу густой туман накрывал плотным одеялом большую часть римской армии, так что лишь смутные обрывки выкрикиваемых приказов, топот сапог и копыт да звяканье снаряжения указывали на присутствие тысяч людей. Гонцы беспрерывно сновали туда-сюда по мере того, как Плавт пытался скоординировать действия отдельных частей своей невидимой армии. К счастью, он предвидел утреннее марево, и по его приказу еще ночью позиции были размечены вбитыми колышками. Но даже при этом командующий смог доложить о готовности армии к наступлению, лишь когда солнце уже поднялось высоко над горизонтом.

— Цезарь, орлы ждут твоих приказов, — объявил он наконец.

— Ну что ж, п-приступим, а? — отозвался Клавдий, раздраженный задержкой, не входившей в его план молниеносной атаки.

— Да, Цезарь.

Плавт кивнул трибуну, ведающему сигналами, и в тяжелом от влаги воздухе прозвучал могучий призыв римских труб. Варвары на кряже почти сразу же откликнулись хриплым ревом боевых рогов и оскорбительными выкриками. Снизу, из тумана, до слуха императора и его свиты донесся отрывистый стук. Эти звуки нарастали, распространяясь по всей длине римского фронта.

— Что это за шум? — буркнул Клавдий.

— Просто наши люди заявляют о себе, Цезарь. Ударяют копьями о щиты: это придает им бодрости и наводит страх на противника.

— А мне к-кажется, противник не слишком-то напуган, — проворчал император, кивнув в сторону британцев.

— Ну, Цезарь, все-таки это делается скорее для наших людей, чем для врага. Таков обычай.

— Дурацкий обычай.

В тумане застучали метательные машины, и на вражеские укрепления по дуге полетели тяжелые огненные стрелы. Падая, они сокрушали все вокруг, взметая искры, обломки кольев, комья земли и кровавые ошметки человеческой плоти. В первый момент крики бриттов стихли, но потом варвары, видимо, смекнули, что умолкнуть под обстрелом означает выказать растерянность перед лицом врага. Один за другим их боевые кличи зазвучали снова и были подхвачены всеми, кто укрывался за линией укреплений.

Со своих позиций, расположенных возле рва, обегавшего римский лагерь, бойцам Второго легиона были хорошо видны результаты обстрела. Машины работали бесперебойно, и небо над укреплениями бриттов постоянно прочерчивали огни и темные следы дыма. На варварских позициях уже занимались пожары, дым постепенно заволакивал дальний кряж.

— Бедолаги, — покачал головой Макрон. — Не хотел бы я оказаться сейчас на их месте.