Что я делаю здесь, на своей кухне, рядом с этими незнакомыми людьми – женщиной в халате и испуганной девушкой? Я пришла убивать. Мне хорошо внушил мой хозяин – раз меня задушили, значит и я обязана платить живым людям тем же.
Зачем? Я не знаю. Это приказ и я пытаюсь его выполнить. И при этом я почему-то опасаюсь девушки. Странно, всегда думала, что мертвым терять нечего, но нет. За этой странной хозяйкой моего дома стоят какие-то жуткие силы. Навредить мне она сейчас не сможет, но сможет прогнать. Если захочет. Если успеет.
Я наклоняюсь сзади над женщиной и хватаю ее за шею. В этом есть какая-то сладость даже для меня, даже здесь, – схватить ее холодными пальцами, вонзить когти в теплые, бьющиеся под рукой артерии и попытаться разорвать это все в клочья. Залить эту кухню, на которой я долгие годы была почти счастлива, кровью. Да так, чтобы в ней утонула эта ненавистная незнакомка, ее дочь, весь этот чертов дом!
Но какова ведьма! Она сопротивляется!
Моя жертва почти мертва, нужно последнее усилие, последний удар острыми ногтями по горлу, но мне мешают. Эта девчонка куда сильнее, чем мне показалось сначала. Куда сильнее, чем думает мой хозяин – я чувствую его удивление и гнев, они живут в призраке моего мертвого тела, клубясь змеиной свадьбой внутри.
Огонь… Сперва пробный шар, будто запущенный умелой рукой бильярдный удар – Антон, помнишь, как ты любил играть? Не помнишь. Не слышишь. Ты ведь тоже мертв, уж почувствовать это я в состоянии.
Пылающий шар бьет меня в грудь, причиняет мне боль, которой не было давным-давно. Никогда. Я даже умирала не так болезненно. А мерзкая ведьма не останавливается. Огонь – все, что доступно мне сейчас. Я пытаюсь пропустить его мимо, приносящее мучение пламя, но ничего не получается. Оно настигает меня везде, отрывает от моей жертвы, мешает выполнить приказ. Я горю, но мне по-прежнему холодно. Это адское пламя не в силах согреть меня ни на миг.
Я таю и исчезаю. Не в моих силах справиться с человеком, в чьих руках такая мощь. Странно, но хозяин ничего не предпринимает. Он слаб. Господи, насколько же он слаб – он даже не в состоянии понять, кто в доме может противостоять ему. Нам, его слугам. Он силен только с беспомощными, гореть ему в вечном падении в бездну…
Агата чувствовала в себе и вокруг силы, намного превосходящие и этот призрак, и многое другое, с чем, вероятно, придется столкнуться в жизни. Главное, не забывать это чувство силы. Ее вкус. Ее сметающее все на своем пути право побеждать.
Телефон прозвенел уведомлением еще раз, и все закончилось.
Нет больше никакого призрака.
Нет никакой опасности.
Девушка опустила руку и посмотрела на экран.
«Да. Молодец».
И только после этого она позволила себе закричать. Громко, во всю силу легких, так что этажом выше едва не свалился от испуга с кровати брат, а Павел, не сразу попадая в дверь, уже рвал на себя блестящую бронзовую ручку и бежал на помощь.
Вызванный перепуганным отцом доктор Кольбер был еще мрачнее, чем прошлой ночью. Да и дела обстояли серьезнее – Мария без сознания, весь стол под ней залит кровью. Части волос нет, на голове обширный ожог. На шее не просто порезы, кажется, что на женщину напала целая банда вооруженных ножами подонков, и каждый из них счел своим долгом нанести пяток ударов.
Под суровым присмотром доктора Павел с сыном перенесли Марию на второй этаж, в родительскую спальню. Агата то забегала вперед, то останавливалась, пропуская их, чтобы посмотреть на маму. Наложенные швы, плотно перевязанная бинтами шея и мертвенная бледность делали Марию похожей на жертву какой-то катастрофы. Отец молчал, только иногда тяжело вздыхая, а Виктор, еще не до конца пришедший в себя от собственного ужаса, время от времени начинал плакать.
Молча, беззвучно, только слезы стекали по щекам, высыхая дорожками на коже.
– Я вынужден сообщить в полицию, господин Фроман, – негромко сказал врач, когда они расположили Марию на кровати. Детей отправили по их комнатам. Павел укрыл жену одеялом, поправил волосы. Сделал массу лишних ненужных движений, лишь бы хоть чем-то помочь.
– Я понимаю… – медленно ответил он. – Рассказу Агаты вы не верите?
