Несколько секунд всеобщего молчания, повисшего над полем брани, тянулись вечность… Как и внутренняя борьба, захлестнувшая меня.

— Покойся с миром, брат, — наконец произнёс я, завершая слова уверенным движением ножа, отбирающим жизнь еле теплящуюся в его теле. — Надеюсь, ты, Рэйнар, попадёшь в лучший из миров. Как того и хотел, — закрыл остекленевшие глаза ладонью.

Так и застыли мы в полном молчании среди моря бездыханных тел. Перепачканные грязью, своей и чужой кровью. Рэйнар и его тигр лежали рядом, укутанные траурной дымкой тумана, потянувшейся с реки.

Сколько бы так простояли, не осмелившись пошевелиться, известно только богам. Но гнетущее молчание прервалось скрипом открывающихся ворот, на месте которых оказалась женщина. Она быстрым шагом сокращала расстояние между нами, без зазрения совести перешагивая тела.

Вблизи, морщинистое лицо и выцветшие до прозрачности зелёные глаза, хорошо вписывались в образ ведьмы. Как и лохмотья, укрывающие сухонькое тело. Она острым прищуром прошлась по мне и ледяными пальцами раскрыла кулак, в котором я сжимал перстень.

— Надень, — недовольно проскрипела старуха. — Или не исполнишь предсмертную просьбу достойного воина?

Я повернулся лицом к Дикарям, собравшимся за моей спиной, и поднял перстень вверх, дабы каждый мог его узреть.

— Этот перстень мне вверил ваш вождь Рэйнар. Символ власти… Если кто-то из вас желает опротестовать его решение, сделайте это прямо сейчас! Потом я не позволю сеять смуту.

— Что за вздор! — закудахтала старуха.

— Молчи, женщина. Не с тобой говорят.

Обвёл взглядом удивленные лица Дикарей и продолжил:

— Я для вас чужой. Разве вы не хотите избрать вождя из числа своих людей?

— Мы уважаем решение нашего вождя, — откликнулся один из воинов. Остальные утвердительно закивали. Что ж, попытка слиться не удалась… Я выждал ещё несколько минут, в надежде, что отыщутся возражающие и… надел перстень.