Песня

На степь опускались сумерки. С макушки скифского кургана мы с Димкой смотрели на свой городок, который сейчас напоминал заваленный разными грузами железнодорожный полустанок.

Днем в городке было шумно: стучало, грохотало, двигалось. Сейчас все угомонилось. Только время от времени глухо и коротко тарахтел мотор дизеля — пробовали работу электростанции; разбрызгивая холодные искры, трещала электросварка — там что-то ремонтировали; на столбе прилаживал динамик радист Фургонов.

Мы прощались со стройкой.

Дали затягивало сизой поволокой, и сухая, шершавая земля, казалось, была покрыта серым ворсистым сукном. Утром выйдет на простор первый бульдозер и, как ножницами, начнет вспарывать это сукно, обнажая темную подкладку. И оттого, что завтра все здесь оживет и загрохочет, что жизнь будет продолжаться без нас, было очень грустно.

Фургонов спустился со столба и по лестнице забрался на крышу вагончика, где белели изоляторы антенны, стал прилаживать к ним провода от динамика на столбе.

Клавка Моргунова, учетчица скреперной бригады, обходила вагоны, разыскивая своего загулявшего Тимофея. Она скрылась в крайнем вагончике, и через минуту из его дверей, будто споткнувшись о порог, вывалился огромный сибиряк Тимофей Неуемный. Неуемным мы прозвали Моргунова за то, что он ни в чем не знал меры. Механически-равнодушно мог съесть подряд три-четыре обеда, пока Клавка не скажет: «Хватит»! Если он бывал на вечеринке, то не поднимется из-за стола, пока не опорожнит все бутылки и тарелки. Не разбуди — кажется, проспит неделю. Но и работать мог, как исправная машина, без остановки и усталости, хоть сутки.

Тимофей, сгорбив покорную спину, неторопливо шагал к своему вагончику, подгоняемый криками и толчками маленькой жены.

Из дверей вагончика-конторы вышел Степан Романович Рулетов.

Вот уже год, как Степан Романович работает мастером нашего участка. И за весь этот год он ни разу не повысил голоса, не закричал, не заругался. А ведь у нас народ разный: встречаются и рвачи, и крикуны, и лодыри. Нужно иметь железный характер и выдержку, чтобы не сорваться, быть всегда деловито-спокойным, и при нем даже самые заядлые горлопаны затихали.

Семья Рулетова по-прежнему жила в райцентре, до которого теперь ему стало совсем близко, и он ежедневно ездил домой ночевать.

Степан Романович завел свой мотоцикл и поехал в сторону шоссе, прямо по степи. Дороги к городку еще не накатали. Мотоцикл ехал сейчас по участку будущего резерва.

Рулетов, как и все на участке, давно знал, что мы с Димкой готовились в институты, и, когда вчера вечером мы принесли заявления, он сразу подписал их.

— Что ж, желаю успеха! — сказал он с коротким вздохом и пожал нам руки.