Московское бульварное кольцо на самом деле не имеет замкнутой формы, оно более всего напоминает подкову, но довольно длинную – более девяти километров, раскинувшуюся от Соймоновского проезда до Большого Устьинского моста. Ожерелье бульварного кольца-подковы включает в себя десяток непохожих бульваров, последовательно сменяющих друг друга: сначала Гоголевский, затем Никитский, Тверской, Страстной, Петровский, Рождественский, Сретенский, Чистопрудный, Покровский и, наконец, Яузский. Бульвары, как им и положено, засажены липами, ясенями, тополями, дубами, кленами…
15 мая 1827 года, теплым погожим днем на квартире у одного из общих приятелей собралась позавтракать дружная творческая компания. За одним столом оказались Александр Пушкин, Петр Вяземский, Евгений Баратынский и другие литераторы. Управившись с поданными к столу горячими филипповскими калачами, сыром рокфор и вестфальской ветчиной со слезой, сдобрив все это свежайшим сливочным маслом, принялись за кофий. Не секрет, что процесс употребления этого колониального напитка, обладая всеми признаками китайской чайной церемонии, требует особо внимательного к себе отношения, лишь в этом случае принося удовлетворение. Участники собрания, надо отдать им должное, ни в коей мере не торопили события, предвкушая удовольствие. «Кофейная кантата» обещала стать вдвойне приятной, и вот по какой по причине: помимо прелестного завтрака литераторов захватило еще и сочинение стихотворного анекдота на одного отсутствующего за хлебосольным столом коллегу – князя Петра Шаликова. Присутствовавшие, как утверждал один из очевидцев, «все вместе составляли эпиграммы на князя Шаликова». Издевались над ним по-всякому, именуя то Вралевым, то Вздыхаловым, то Нуликовым или просто кондитером литературы (два последних выражения принадлежат одесситу В.И. Туманскому). Пушкин, по обыкновению, строчил на лежавшей рядом с ним салфетке. Коллективное сочинение ожидаемо принесло ощутимый результат – на свет появилась эпиграмма, приписываемая Пушкину с Баратынским:
А Пушкин, не удовлетворившись словесным шаржем, набросал еще и карикатуру на Шаликова, в которой подметил его характерные черты: малый рост, большой нос и пышные бакенбарды; в руках он держит лорнет, с которым не расставался, а на носу у князя – цветочек (Шаликов носил его в петлице фрака). Шарж оказался весьма точным, таким Шаликов и остался в памяти многих москвичей, толпой, «с любопытством, в почтительном расстоянии» шедших за «небольшим человечком» Шаликовым во время его прогулок по Тверскому бульвару. Князь «то шибко шел, то останавливался, вынимал бумажку и на ней что-то писал, а потом опять пускался бежать». «Вот Шаликов, – говорили шепотом, указывая на него, – и вот минуты его вдохновения». В то время Шаликов находился уже в преклонном возрасте, годясь Пушкину в отцы. И хорошим тоном в литературных кругах было ироничное, доходившее до издевательского, к нему отношение.
Но заслуживал ли этого Петр Иванович? Откроем его биографию. Князь Петр Шаликов (1768–1852) происходил из древнего грузинского рода Шаликашвили, от которого унаследовал весьма колоритную внешность, а также вспыльчивость, гордыню. Помимо этого, он обладал различными многочисленными способностями – был и поэтом, и прозаиком, и переводчиком, и критиком, и журналистом, и даже издателем.
Получив домашнее образование, Шаликов поступил на военную службу. Служил в кавалерии, сражался при Очакове. Выйдя в отставку в 1801 году после смерти отца, поселился в Москве и поступил в Московский университет. На вырученные от продажи родового поместья деньги Шаликов купил дом на Пресне. Затем в 1817 году он и переселился в дом на Страстном бульваре, в казенную квартиру на втором этаже, которую занимал на правах редактора «Московских ведомостей», издаваемых университетом (потому это здание иногда называют домом редактора).
Свое первое стихотворение «Истинное великодушие» Шаликов напечатал в журнале с весьма двусмысленным названием «Приятное и полезное препровождение времени» в 1796 году – еще за три года до рождения Александра Пушкина, который впоследствии, в письме к Петру Вяземскому от 19 февраля 1825 года, назовет его «милым поэтом прекрасного пола, человеком, достойным уважения». Вскоре стихотворений Шаликова хватило на сборник с романтическим названием «Плод свободных чувствований» (1799), а затем и «Цветы граций» (1802). Своими учителями в творчестве князь считал Николая Карамзина и Ивана Дмитриева, которым подражал, являясь на литературном фронте ярким представителем карамзинистов. Шаликов – автор книг «Путешествия в Малороссию» (1803–1804), «Мысли, характеры и портреты» (1815), «Послания в стихах князя Шаликова» (1816), «Повести князя Шаликова», «Сочинения князя Шаликова» (обе напечатаны в 1819-м), «Последняя жертва музам» (1822). Близкие отношения связывали Шаликова и с Василием Львовичем Пушкиным, они состояли в поэтической переписке, изданной в 1834 году под названием «Записки в стихах Василья Львовича Пушкина». Присутствовал князь и на его похоронах 23 августа 1830 года, встретившись там с Александром Пушкиным, которого он глубоко уважал и печатал отзывы на его произведения в своих журналах.
Шаликов успевал не только писать, но и издавать журналы – «Московский зритель» (1806), «Аглая» (1808–1810, 1812), «Дамский журнал» (1823–1833), редактировать газету «Московские ведомости» (181–1838). Основными читателями своих изданий он видел представительниц прекрасного пола: «Хороший вкус и чистота слога, тонкая разборчивость литераторов и нежное чувство женщин будут одним из главных предметов моего внимания», – говорил он. Шаликов также считал, что свобода женщины стоит превыше всего, заключаясь не в курении папирос и не в студенческой беззастенчивости, а в самосохранении ею своей чести. Анонимные эпиграммы, публиковавшиеся в его журналах, нередко принадлежали перу самого Шаликова и порою не уступали по остроте и колкости его противникам. Недаром Александр Писарев адресовал ему эпиграмму следующего содержания: