Непонятно зачем спустя некоторое время министр гайдаровского правительства Петр Авен в нарушение закона предоставил право внешнеэкономической деятельности непрофессиональной, с точки зрения международного сотрудничества, мэрии Санкт-Петербурга, в то время когда в их распоряжении было целое внешнеторговое объединение. Отсутствие опыта, сговор или злой умысел?
Вновь, после работы в парламенте, судьба свела меня с Анатолием Александровичем 19 августа 1991 года, когда во многом решалось будущее России. Тогда Собчак участвовал в знаковом совещании на даче Ельцина в Архангельском и написании обращения «К гражданам России».
Затем, в феврале 1992 года, после критики программы и авантюрных действий Гайдара, я уехал в почетную ссылку в качестве Торгпреда России во Францию, и наши пути на время опять разошлись.
Конечно, дружеские и деловые связи с Собчаком ослабли, но совсем не прекратились – несколько раз он приезжал во Францию, и мы с удовольствием общались и обсуждали в неформальной обстановке возможности и перспективы развития Санкт-Петербурга с использованием иностранных инвестиций.
Из средств массовой информации я, конечно, знал о бурных перипетиях его общественной жизни и обвинениях в коррупции и злоупотреблении служебным положением (об этом писали многие журналисты – Александр Невзоров, мой бывший друг Павел Вощанов, Александр Минкин, Александр Хинштейн) и намеках о том, что к жизни такой его подвигла «ненасытная семья».
Естественно, что я пытался читать между строк и прекрасно понимал: часть нападок и обвинений являются результатом в том числе внутренней политической борьбы, интриг, предательства, зависти и мести – обычная для политики история.
Я окончательно в этом убедился, когда в феврале 2000 года после похорон Собчака был приглашен Нарусовой в их сравнительно небольшую (по сегодняшним меркам) квартиру на Мойке, 31, которая была одним из пунктов предварительного обвинения в коррупции и злоупотреблении служебным положением.
Конечно, «квартирный вопрос», который испортил многих в России, – это был лишь повод, а не основная причина: серьезные нарушения, разумеется, были, но это не соответствовало степени преследования и потенциального наказания, которое ему готовил сексуально озабоченный генеральный прокурор Юрий Скуратов (о прямой коррупции сначала речь не шла – вменяли злоупотребление служебным положением).
В июне 1996 года Собчак неожиданно для многих проиграл выборы мэра Санкт-Петербурга своему первому заместителю Яковлеву. Это подвело черту под его карьерой мэра. К этому моменту Петербург отказал ему в доверии.
Такой характерный пример отношения к нему – в 1998 году в торгпредстве проходила выставка военного российского плаката, на открытие которой приехала директор одного из музеев Петербурга, который и предоставил нам эту коллекцию. Когда среди приглашенных она увидела Собчака, то в сердцах сказала:
– Если бы знала, что этот здесь будет, ни за что бы не пришла!
Это говорила одна из представительниц питерской интеллигенции, а не рабочих окраин или воинских частей, которые массово голосовали за Яковлева. Очевидно, следует признать, что работа мэром крупнейшего города оказалась Анатолию Александровичу не по плечу (в отличие от его постоянного соперника по популярности мэра Москвы Юрия Лужкова, который в своей традиционной кепке «косил» под работягу, но несмотря ни на что, включая это позерство, был на практике более успешен).
Именно при Анатолии Александровиче, к сожалению, за Северной столицей прочно закрепилось название «бандитский Петербург». Он не смог переломить ситуацию и имел вместе со своим окружением сомнительные контакты с некоторыми из подозреваемых в организованной преступности.
После провала на губернаторских выборах против Собчака было возбуждено уголовное дело по факту якобы незаконного получения квартиры. Ему грозил арест. В ноябре 1997 года после неудачной попытки задержания и допроса он вынужден был при явном содействии Владимира Путина, который был тогда начальником Главного контрольного управления президента, бежать во Францию. Сделал это Путин из благородства и благодарности к Анатолию Александровичу или по каким-то другим причинам – остается гадать. Так или иначе – совершенно очевидно, что проблемы со здоровьем, которые были анонсированы в средствах массовой информации основной причиной отъезда, стояли далеко не на первом месте.
Никаких сомнений и в том, что это было сделано, как минимум, с молчаливого согласия Ельцина – иначе никто, включая Путина, самостоятельно не осмелился бы на такую дерзость и был бы строго наказан за самоуправство. А то, что президент был достаточно крут, невзирая на лица, я знал не по чужим воспоминаниям…
Борис Николаевич сквозь пальцы смотрел на побег Собчака во Францию, с одной стороны, потому, что не мог допустить громкого показательного суда над своим соратником по борьбе, с другой – из личного сочувствия. Известны его слова, сказанные однажды о Собчаке в присутствии Немцова: «Лежачего не бьют».
Я по-прежнему не перестаю повторять, что преследование мэра не было инициировано Ельциным, о чем прямо говорят некоторые заинтересованные лица, включая обиженную семью Анатолия Александровича. Якобы Ельцин не любил и очень ревновал Собчака к его популярности, опасаясь возможности последнего баллотироваться на пост президента России в 1996 году, на что указывают некоторые отставные политики и семья Собчака.
Другие даже заявляли, что он был конкурентом Ельцина уже на первых выборах президента РСФСР и снял свою кандидатуру. Но и это неправда. МДГ, которая теоретически могла бы выдвинуть своего кандидата, никогда не предлагала кандидатуру Анатолия Александровича на пост президента РСФСР, поэтому ему и не приходилось снимать свою кандидатуру в пользу Ельцина.
Любил или не любил? Вот в чем вопрос… Во-первых, в политике никакой любви не может быть по определению, никто никого любить не обязан. Но, действительно, есть союзники, соратники, попутчики, реже – даже друзья.
Во-вторых, к тому времени уже многократно сгорела или закатилась (считайте как хотите) звезда некогда яркого российского политика первой демократической волны перестройки – Анатолия Собчака.