Голос прозвучал неожиданно, сверху склона, оттуда, где была вторая светящаяся стена. Я вскинул голову, не веря своим ушам. Уши не обманули. Впереди, возле устремляющегося ввысь золотистого сияния, стоял Штаммбергер. На нем был все тот же лабораторный комбинезон. Лицо покрывали глубокие морщины, глаза выцвели, губы походили на сизых дождевых червей.
Не сказать, что немец выглядел бодрым и здоровым, но явно здоровее меня. И с кожей в этот раз у него все было в порядке. Во всяком случае, мысли о лепрозории при взгляде на него не возникало.
— Вольфганг! — Звездочка радостно заулыбалась и поспешила к немцу.
Штаммбергер побледнел и замахал руками:
— Найн! Стойт! Стоит… Стоят!
Таким перепуганным немца я еще не видел. На Звездочку паникующий ученый подействовал отрезвляюще. Улыбка сползла с ее лица. Звезда застыла на месте и робко поглядела на меня, ожидая объяснений.
Ответить мне было нечего. Я пожал плечами. Этого хватило, чтобы сложиться пополам от нового приступа кашля.
— Здесь опасно есть, — издалека крикнул немец. — Вот этот опасно.
Старик указал на одну из разрастающихся вихревых воронок. На всякий случай повертел пальцем в воздухе, изображая вихрь, чтобы уж совсем никаких сомнений не осталось.
— Аномальный атмосферный конвективный явлений. Двигатса медленно. Этот обходить сторона. Идти на меня. Идти медленно. Хорошо?
Немец говорил сухо, четко, чеканя слова. Вид у него был крайне серьезный.
— Этот пылный вихр реагироват на движений. Вы создавайт вибрация, он растет. Когда вырасти болшой, может бывать беда. Болшой вихр — болшая беда. Очень болшой вихр — катастрофен. Очень медленно.
Я кивнул и медленно побрел вверх по склону. Исполнить инструкции немца мне было не сложно: я едва стоял на ногах. Спонтанно открывшееся второе дыхание иссякало на глазах. Снова накатилась слабость.
Меня мотало, как цветок в проруби. Вырвавшаяся было вперед, Звездочка сбавила ход, обхватила меня, поддерживая и помогая идти. Отказываться от помощи я не стал. В ушах гудело, перед глазами опять все плыло.
Немец наверху что-то говорил, перемещался на шаг-другой то правее, то левее. Иногда просил не двигаться, и тогда Звезда замирала на месте. Порой требовал сместиться в сторону. И все время повторял, чтобы мы не торопились.
Мы и не могли. Ползли, как засыпающие улитки. Плевое расстояние, что еще утром я мог преодолеть за считанные минуты, сейчас сделалось практически бесконечным. И вихри, которые мы усердно старались не раздражать, продолжали увеличиваться, несмотря на все наши старания.
Появился бы немец немного раньше, глядишь смерчики до сих пор оставались в зачаточном состоянии. А сейчас за нами тянулись десятка два пыльных воронок.
Подул ветер.
— Не двигатся! — гаркнул Штаммбергер. Он всё продолжал говорить, громко, на грани крика. Хотя расстояние между нами сократилось раз в шесть, если не больше, и составляло теперь десяток шагов.
Десять шагов до немца. Пятнадцать — до света за его спиной.