Книги

Пустыня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, я не умираю, во всяком случае, не умираю прямо сейчас. Но семьдесят пять — это семьдесят пять. Откладывать на потом не приходится.

— А Спасский? Борис Васильевич, он…

— Он был знаком с моим вторым мужем, бароном Тольтцем.

— Был?

— Генрих умер год назад.

— И у вас есть дети?

— Кроме Марии — нет.

Она встала, встал и я.

— Михаил, я понимаю, что мое появление для вас неожиданно. Подумайте, а там посмотрим, — и она ушла.

Вот тебе, Юрьев день, и бабушка!

Вернулся Спасский с молодой француженкой. Познакомил. Молодая француженка оказалась его женой. Подходили новые и новые гости, и нас знакомили. Виктор Платонович, Наталья Евгеньевна, Александр Аркадьевич, Михаил Михайлович, Василий Павлович, Владимир Емельянович…

Много говорили, немало пили, шутили, смеялись и даже пели. И я старался не выглядеть белым чижиком. Тоже говорил и смеялся, правда, негромко. Ничего, и так хорошо.

Часа через три разошлись и разъехались.

В такси я продолжал анализировать позицию. Бабушка, да? Но я так и не знаю, как ее зовут. Она не сказала, а я не спрашивал. Не знаю о ней вообще ничего, кроме того, что она баронесса. Собственно, и бабушка ли она мне? Пожалуй, да, бабушка. Есть в ней нечто от маменьки. Но почему — сейчас? Не потому ли, что я — миллионер? Во всяком случае, до понедельника? Возможно.

И что мне делать дальше? А пока ничего не делать. Там посмотрим, да.

Посмотрим.

Эпилог,

ОН ЖЕ ПРОЛОГ

20 июля 1976 года, вторник

Шереметьево встретило тучками и мелкой моросью. Вчера был ливень, а сегодня только морось, которой наш Аэрофлот не боится ни капельки.

Возвращение на родину — момент особенный. Как приземление после полёта. Важно и выйти на глиссаду, и не дать в последний момент козла, и вообще — почувствовать родную почву. На какой почве повредился наш принц? Так вот, чтобы не повредиться, да.