«Все-таки ты ненормальная, Вайз, – подумала она, внезапно ощутив спокойное, холодное безразличие ко всему. – Чокнутая, как тетка Этна, которая бегала по руинам на Евроме-7, задирала юбку и мочилась на камни. А может, и что похуже. Не важно».
Три координаты, о которых она сообщила капитану, были подготовлены «начерно», без окончательного введения в систему. Второй пилот, каковым она являлась на «Ленточке», теоретически мог перехватить управление, заблокировав Хакль и отключив связь с Сердцем. Тански в принципе держал под контролем все аспекты работы корабля, но у него не было времени постоянно следить за стазис-навигаторской. Хватало и иных проблем: контроль энергии реактора, связь с кастрированным искином, наблюдение за программами и так далее. Теоретически Пин могла отключить Хаба, так же как и Хакль. Сложно, но можно. Вопрос только в том, хочется ли этого ей.
В левом углу навигационного монитора виднелось количество процентов времени, оставшегося до убирания трапа, – «Ленточка» уже отстыковалась от «Кривой шоколадки». «Мне даже управление на себя не пришлось бы брать, – поняла Вайз. – Достаточно потратить несколько процентов энергии на обратную тягу, чтобы Эрин не могла притащить сюда это… нечто. Пусть его забирает Тартус. Пусть забирает, лишь бы… лишь бы мне этого не видеть. Если это в самом деле то, о чем я думаю…
Машинная война.
Если это в самом деле то, о чем я думаю, я должна его увидеть. И это все изменит – окончательно и бесповоротно. Он ведь мне об этом говорил… Откуда он знал? Я не была… не…
Нет, сейчас это не важно. Нужно просто принять решение. Если сейчас я введу данные глубинного прыжка и запущу счетчик, всем придется подключиться и войти в стазис. В ином случае прерванный процесс не даст совершить прыжок на резервной энергии, вернее, задержит его настолько, что Грюнвальд сочтет начатый маневр вполне разумной идеей. Он согласится, поскольку это будет выгоднее, чем рисковать остаться здесь и ждать очередных прибытий из Глубины. Потом он, естественно, обругает меня на чем свет стоит, но это я уж как-нибудь переживу. Самое большее – вышвырнет меня на ближайшей станции и разорвет контракт. Потеряю десятка полтора пунктов, и только. Не самая большая проблема. Астролокатор всегда найдет работу. Достаточно будет… достаточно будет не послушаться приказа.
Но ведь это бессмысленно.
Я ведь ненормальная – ощущаю на корабле некий холод, вижу чуть ли не лед и иней, слышу чей-то шепот. Я знаю, что тут что-то есть. А может, и нет. Я чувствую, что этот проклятый корабль… чем-то одержим? И уж точно ненормален – совсем как я».
«Ты все узнаешь, Пин. Разве не забавно? Ты узнаешь, какова правда».
Вайз на миг закрыла глаза, а затем начала быстро вводить нужные команды. Полтора десятка секунд спустя те были уже в загрузочном приложении.
Оставалось лишь нажать кнопку.
Хаб прекрасно видел, что собирается сделать Вайз. Злорадно усмехнувшись, он затянулся окурком, глядя на жалкие потуги мушки, пытающейся вырваться из паутины зависимостей, причин и связей.
Импринт Миртона, может, и не давал ему полной власти над Сердцем, но не запрещал переключиться в режим наблюдения за всем, что происходило в стазис-навигаторской.
– Ну, малышка, – мурлыкал себе под нос Тански, – если уж тебе хочется лететь, полетим чуть дальше. В то самое место, о котором ты милостиво соизволила меня проинформировать, – он склонился над клавиатурой, быстро вводя команды перехвата программы Вайз. – Как ты там говорила? Сектор 32С? Выжженная зона в Рукаве Лебедя? Что ж, может быть забавно. Надеюсь, ты понимаешь, что папаше Хабу нужно поговорить со стрипсами. О-бя-за-тельно.
Введя последнюю строку программы, он нажал клавишу «выполнить» и лишь затем, оставив клавиатуры, консоли и нейроконнекторы Сердца, улыбнулся, лениво затягиваясь окурком и наслаждаясь отменным вкусом дыма.
Впервые за очень долгое время он ощутил полное спокойствие и примирился с судьбой. Паук сплел свою сеть.
Оставалось лишь ждать, когда мушка нажмет кнопку.
– Трап убран, – сообщила Эрин. – Включаю луч захвата. Цель в пределах досягаемости, – сухо и спокойно добавила она. – Пятнадцать секунд до сближения.
Тот факт, что Грюнвальд согласился спасти кому-то жизнь, она восприняла отчасти с удивлением, отчасти с облегчением. Увы, она до сих пор не знала, что обо всем этом думать.
В то мгновение, когда Миртон сказал «нет», она почувствовала, будто внутри нее что-то умерло. А потом вдруг все изменилось, и Хакль впервые осознала, что делает что-то хорошее.