Книги

Прятки с Солнцем

22
18
20
22
24
26
28
30

  -Точно? Может, мы придумаем что-нибудь еще? Вас одного вполне могут спрятать на ярмарочной дрезине и перевезти в Полис…

  Старик покачал головой.

  -Но почему? На поверхности Вы скорей всего погибнете!

  Дед поднял руку и взял меня за запястье, ему для этого даже не пришлось подниматься. Он просипел:

  -Не для того я… старый хрен… столько… жил, чтобы в оди… кхе-кхе… ночку сдохнуть где-то… вдали от… дома. А так хоть… с вами. – И лег обратно, медленно прикрыв глаза. Затем он открыл рот и захрапел. Я тихонько вышел из палатки.

  Прямо передо мной стоял памятник девушке с карабином. Измазанный копотью и грязью, с отколовшимися кусочками. Но теперь для меня гораздо больше значила эта фраза, стоящая в картинной раме у ее ног. Мы должны были выйти на поверхность, в холодные объятия давно мертво-го города. Города, ежедневно забирающего себе души загнанных людей. Мы должны были идти к нему.

  Мы должны были уйти от мирной жизни.

Глава II

Эх, дороги

  Нас снаряжали очень спешно. Всем, даже старику, выдали оружие – в основном калаши, Костру достался боевой дробовик, Кремню и Диме дали по ТТ. Как нам объяснили – работают плохо, на крайний случай. Стандартные резиновые противогазы со сменными фильтрами были выданы всем, а фильтров нам зачем-то дали целый мешок, плюс всем по одной легкой химзе. Видимо, все-таки хотелось, чтобы мы добрались живыми и здоровыми. Я даже растрогался.

  Правда, потом выяснилось, что все куда прозаичнее. Костер согласился распространять агитпроп на станциях, куда часто не могли добраться ораторы с Партизанской. В частности, на ВДНХ, Рижской и Алексеевской. Народу там было много, станции развивающиеся, идеологией не держаться. И драгоценного перебежчика всеми силами решили сохранить.

  Для транспортировки Кукуцапля нам выдали нечто, напоминающее носилки на колесах. Проще говоря, тачку. Дед смотрел на нее оскорблено, но переместить себя позволил.

  Короче говоря, через несколько часов мы были полностью готовы. Мешок с фильтрами взвалил на себя Кремень, Дима чуть не танцевал от нетерпения, старик глубокомысленно положил на грудь калаш и уснул в тачке. Мы стояли перед гермоворотами и молчали. Странно было уже то, что станцию мы покидали из-за пустякового события десятилетней давности. Мне было хреново. В голове роились паникерские мысли напополам с давнишними страхами.

  К герме подошло двое – Матрос и незнакомый мне молодой паренек лет двадцати. Они встали по обе стороны от ворот и стали медленно открывать створки. Матрос нервно курил самокрутку и бурчал себе под нос нечто нечленораздельное. Паренек вел себя спокойней, но на лбу у него выступила испарина.

  Наконец, гермоворота открылись полностью, и на нас дохнуло холодом. По календарю сейчас была зима. Только кого это волнует? Первым вперед пошел Кремень, за ним Дмитрий с Костром. Меня, как виновника всего этого, заставили замыкать процессию, да еще и толкать перед собой тачку-носилки. На ходу мы натягивали противогазы, дед проснулся и тоже делал это трясущимися руками.

Матрос махнул рукой и крикнул:

  -Федька! Как прибудете, сразу письмо с ярмаркой отправь! Будем, мля, план захва…

  Дальнейшие слова сталкера заглушил скрип вновь закрывшихся ворот.

  Слава богу, эскалатор на Партизанскую был небольшой. Мы преодолевали его по одному. Под Кремнем провалилось несколько ступенек, а когда Дмитрий зачем-то взялся за перила, они с противным треском лопнули и ударили его по руке.

  Дальше была лестница. Над ней возвышался памятник партизанам. По непонятной причине, отсутствовала не только девушка, стоящая на станции, но и главная фигура – насколько я помню из прошлой жизни, бородатый партизан в шапке-ушанке. Я не стал строить на его счет безумных версий, точнее, просто не успел. Мы вышли на поверхность.