Да меня даже не дошло, что он сказал. Как так?
-Как так? Станция то последняя обитаемая на Арбатско-Покровской линии! А дальше только бауманцы! Я ведь не смогу в большое метро через Ганзу выйти, как и ребята!
Арарат не зря положил мне руку на плечо. Он надавил на меня и я буквально бухнулся на спальный мешок. Он снова сел на табуретку.
-Да. Но знаешь, все не ограничивается метро…
Я понял к чему клонит хитрый «голос народа».
-Поверхность что ли? – С благовейным ужасом спросил я. Я еще помнил Москву. Москву старую. Мне было двенадцать лет, когда началась война и кончилась эра человека. Спаслась у меня вся семья. Но папу задавили гермоворотами на второй день, мать осталась на Площади Ильича. Так что отношение к городу у меня было особое. Я считаю, он живой. Сначала он загнал нас в эти туннели, а теперь играет в страшную настольную игру – двигает нашими жизнями, мыслями, судьбами. И постоянно забирает нас обратно, как уже использованные карты.
-Да. Мы нечасто туда выбираемся, вам выдадут нормальное снаряжение, хорошие противогазы, кучу фильтров. А там уже ваш выбор – куда вы уйдете. Главное, чтобы вы не наткнулись на сталкеров Ганзы. Ну, и чтобы вы там в упырей не превратились.
-И когда?
-Люди с кольца придут завтра, так что у них преимущество. У них-то часы есть, а у нас – нет.
-Значит, надо спешить. – Подвел черту я и вышел из палатки.
Найти всех четверых не было особенно сложно. О происшествии уже забыли, все снова верну-лись к передвижной ярмарке, некоторые ушли в палатки. Там я их и отыскал.
***
Со станции Площадь Ильича бежало пятнадцать человек. Четверо из нас погибло в туннелях. Еще четверых расстреляли на Курской. Двоих выдали на Партизанской. И нас осталось пятеро. Я – первый. Зовут меня Федор, рост у меня высокий, одеваюсь… во что придется. Нет особого смысла описывать самого себя.
Вторым был древний как мир дед со странным именем Кукуцапль. Он почти не двигался, говорил предельно мало, а сказать сколько ему лет не мог потому, что не помнил. Путь от чумной станции давался ему сложнее всех. Благо, на Семеновской все-таки нашелся врач, который не иначе как чудом предотвратил у старика третий инфаркт. С ним у меня были связаны большие сомнения. Сможет ли он перенести переход по поверхности? Да и сможет ли он хотя бы преодолеть лестницу с Партизанской и эскалатор?
Третьему сейчас было девятнадцать. Он был практически точной моей копией, хоть мы вообще не были родными, и я был намного старше. Звали его Дмитрий, а в Метро это все равно, что если бы вас никак не звали. Даже среди выживших десяти тысяч человек набралось выше крыши и Дмитриев, и Иванов, и Саш. Насчет него я не сомневался – он обожает адреналин, постоянно торчит на семисотом метре, а свободное время проводит в пневматическом тире, который устроили в подсобном помещении. Пробежаться по поверхности для него – все равно, что для наркомана получить особенно большую дозу. Почти самоубийство, зато какой кайф.
Имя четвертого было Алексей, но все звали его Костром. Он насквозь пропитался утопичными идеями троцкистов, постоянно рвался в бой и уговаривал Арарата оставить мирную политику и поднять революцию во всем метрополитене, как и подобает. Он был среднего роста, с глубокими черными глазами и аристократическими чертами лица, постоянно носил почти истлевший дорожный плащ и дорогой берет, прямо как у Че Гевары. Насчет перебежки по поверхности я не сомневался, другое дело – легко ли Костру дастся решение покинуть станцию?
А насчет пятого я не сомневался совсем. Как только мы пришли на Партизанскую, Кремень записался в сталкеры. И с тех пор с ним так ничего на поверхности и не произошло. Разве что было несколько странных шрамов на правой руке, но о них он не рассказывал даже своим друзьям. Кремень по телосложению напоминал терминатора. Да и по внешности тоже. У него была гора мышц, отчего он выгодно выделялся на фоне хилых и исхудавших жителей Метро. Короткая армейская стрижка и неизменные, непонятно откуда взятые солнцезащитные очки завершали образ.
Когда я сообщил им, что мы уходим со станции, все, кроме Кукуцапля, набросились на меня с полной готовностью убить. Через некоторое время я был порядком избит, но удалось договориться. Теперь все, кроме меня и старика сидели на скамейке возле колонны на платформе и курили.
-Сможете пройти по поверхности? – Спросил я старика, стоя рядом с его спальным мешком в палатке.
Тот немного нахмурил разросшиеся седые брови и кивнул.