— Итальянцы никогда не были способны на демократию. Посмотрите, что творится сегодня! Знаете, в детстве всё, чего я хотел, — это быть одним из крестьян моего отца, которые были укоренены в этой почве так, как моя семья никогда бы не смогла. После войны я научился думать иначе. Наши фермеры покинули землю, едва поняв, что в городе можно заработать больше денег. Город манил их, словно мираж.

— Как вас — сельская местность?

— Да, как меня — сельская местность, дорогая Шарлотта, до тех пор, пока семья жены не купила нам виллу «Роза»… раньше она принадлежала моему дяде.

Он поднялся с мрачным видом. Тронутая, Шарлотта едва удержалась от желания взять его за руку. Она отвернулась, чтобы он не заметил выражения жалости в её глазах. Впереди что-то сверкало сквозь деревья, похожее на воду.

— Там старый бассейн?

— Мать выкопала его в двадцатых годах. Им не пользовались много лет.

— Можно взглянуть?

— Если угодно.

Нежелание, которое она ощутила в его голосе, объяснилось, стоило им войти в остатки леса. Внутри внешнего круга буков теснились высокие тонкие хвойные деревья, борющиеся за жизненное пространство, и свет с трудом проникал сквозь их плотную стену. Земля была рыжей от опавшей хвои, в бассейн, покрытый толстым слоем ряски цвета выгоревшей пластиковой бутылки, впадал столь же болезненного цвета ручей, сбегавший со скалистого склона, — источник неприятного запаха. Земля близ воды была липкой, вязкой. При каждом шаге чмокала, неохотно отпуская туфлю.

— В нескольких километрах вверх по склону располагается свиноводческий комплекс, — пояснил граф.

Шарлотта, заметив, что ковёр игл под ногами кишит многоножками, подавила дрожь отвращения.

— Что с вами, дорогая? Вам холодно? — Он нежно обнял её за плечи. — Тут всегда немного прохладно. Все эти деревья выросли сами после войны. Потому тут так темно.

— Просто… Это глупо, но мне показалось, что я слышала… шёпот, хотя, наверное, это всего лишь… — она подумала, что будет неучтиво, если она скажет о многоножках, — ручей.

— Или призраки, — спокойно проговорил граф. — Иногда мне кажется, что я слышу их — мать и её друзей. У меня сохранились фотографии тех времён, на которых они сидят вокруг этого бассейна на солнышке в купальных костюмах от Шанель, коротко стриженные, загорелые и гладкие, как тюлени. Не думающие о том, что надвигалось. Если сосредоточиться на фотографиях, чуть ли не слышишь, как лопаются пузырьки шампанского.

Его взгляд упал на бассейн, чьи вытянутые очертания повторяли форму океанского лайнера тридцатых годов.

— Жена любит подчеркнуть, что у нас новый бассейн, потому что он построен на деньги её брата, и это она проявила волю и убедила меня в том, что отелю нашего уровня необходим… Я пропал бы без неё. — Он посмотрел вверх, на крохотные рваные лоскуты неба в просветах сосновых крон. — Теперь солнце никогда не падает на бассейн…

Шарлотта обратила внимание, как сильно бассейн нуждается в реставрации. Краска узоров в стиле ар-деко по большей части облезла, а голубые дельфины, прыгающие через позолоченных морских звёзд, едва виднелись над ядовито-зелёной поверхностью. Граф Маласпино поднял с земли несколько камешков и швырнул в бассейн, те с мокрыми шлепками скользнули но ряске.

— Они ничего по-настоящему не понимали, мама и её милые друзья. — (Камешки на секунду задержались на ряске, потом она медленно расступилась под их весом, и они скользнули в тёмную, шелковистую воду под ней.) — Фашизм ещё только начинал чувствоваться.

Он оценивающе посмотрел на Шарлотту глубоко посаженными глазами, словно взвешивал, сколь прочны их дружеские отношения.

— Хотя отец, он понимал, что происходит. И конечно же… — пробормотал он.