– Конечно!

Я судорожно достала мятые бумажки и положила их на стол.

В свою крошечную палату я возвращалась почти бегом.

Айта Нунен все так же неподвижно лежала в пропитанной мочой кровати. Нужду молодой женщины я сочла более неотложной.

– Давайте сходим в туалет, миссис Гарретт.

Она фыркнула.

Я шла за ней следом. Как только мы оказались в коридоре, она перешла на рысь, прижав руку ко рту.

– Поскорее!

Но, преодолев половину коридора, она согнулась пополам – и ее вырвало.

Я сразу заметила в рвотной массе предательски торчащие кусочки сосиски.

Вынув из кармана фартука чистую тряпицу, я вытерла Делии Гарретт рот и очистила верх ее ночной рубашки.

– Все в порядке, дорогая! От этого проклятого гриппа случается расстройство пищеварения.

Теперь мне и впрямь понадобился санитар, чтобы убрать с пола следы рвоты… Но она схватилась за живот и опрометью бросилась к туалету. Я заторопилась за ней, шлепая резиновыми подошвами по мраморному полу.

Звуки из-за дверцы кабинки сообщили мне, что у нее еще и понос.

В ожидании Делии Гарретт я стояла, скрестив руки на груди, и тут мое внимание привлек плакат, на котором еще не высохла типографская краска, вернее, слово «кишечник».

Ну вот, приехали: анонимный мертвец на улице забрызгал кровью форму медсестры Кавана, а правительство не нашло ничего умнее, как прописывать лук на обед. А уж что касается слабейших в стаде – какая же это жестокая бессмыслица! Нынешний грипп не имел ничего общего с сезонной простудой, которая выкашивала самых старых и слабых (даже если простуда и приводила к пневмонии, то забирала жизни так аккуратно, что ее даже прозвали «подругой престарелых»). А новый грипп косил всех подряд, без разбора: и мужчин, и женщин в полном расцвете лет.