— Перестань, не время и не место.

— Мне понравилось, — он перебивает меня, смотрит в упор. — Давай начнем сначала. Вероника, я скучаю, — он спешит, понимая, что я могу отвернуться и уйти в любую секунду. — Я не знаю, что мне еще тебе сказать, как объяснить то, что чувствую. Меня никто никогда не любил раньше, мне понравилось, — он все время повторяет, что «ему понравилось», — я чудовище, знаю, что хорошего маловато будет, и язык у меня поганый, и поступки неадекватные, но… пожалуйста, хотя бы один шанс, — на нас уже поглядывают, благо большинство гостей фотографируется на улице, в том числе родители Санни. — Помнишь, ты спрашивала про героя в «Божьем Ягненочке»? Про его бесплодие и про то, откуда я так хорошо знаю эту тему. Я тебе лгал…

— Стоп, — поднимаю ладонь вверх. — Егор, ты не понимаешь. Мне больше не нужны твои секреты, я не знаю, что с ними делать. Я ничего не хочу с ними делать, — тем же тоном, что увольняла бухгалтера. Он тушуется. Знаю, что одним словом может довести меня до истерики при желании, он сильный, намного меня сильнее, но раз не делает этого — значит, не хочет. Его глаза бегают, он подбирает слова, волнуется. Я никогда не видела его таким раньше. Мне кажется, в вечер нашего знакомства он был меньше растерян.

— Прости, я не планировал сегодня. Увидел тебя, ты улыбнулась, и… меня понесло, — смиряется.

Он сжимает мои ладони, тянется и целует в лоб, но несмотря на выбранное место касания губ, целомудреннее не придумаешь, поцелуй выходит нежным и чувственным. Горячие губы, жар дыхания. Аромат его туалетной воды, на который моментально реагирует мое тело. Знакомый, родной, надежный. Сердце сжимается.

Возьми и унеси меня отсюда домой.

Если ты это сделаешь, я буду кричать изо всех сил, звать на помощь и отбиваться так, будто дело жизни и смерти.

У меня волоски дыбом встают на затылке от этого поцелуя. Егор мне шепчет:

— Умираю без тебя, смотрю на твои окна и скучаю. Вернись, пожалуйста, я все сделаю. Все сделаю.

Он — писатель, красиво сочинять — его работа.

— Егор, если ты будешь меня преследовать, я перестану ходить на мероприятия, на которых ты можешь появиться.

— Но ты сделаешь уступку? Хотя бы разбань мой номер. Давай просто переписываться? Я приеду в понедельник к тебе на работу, привезу кофе и булочки, можно? Я совсем один среди проблем. Обещаю, не буду ими делиться, просто разговаривай со мной.

— У меня свидание, — говорю ему, закрыв глаза. Понимаю, что еще секунда — и я обниму его и буду шептать, что все образуется.

Он замирает. Кожей ощущаю перемену настроения, оттого зажмуриваюсь. Чертов ревнивый кретин! Ну давай! Перерождайся в того Егора, с которым недавно познакомил меня! Которого так долго прятал и который появляется только перед теми, кого ты любишь! Ксюша в чем-то права, твоя ревность — убийственна. Я могу простить тебе ту обиду, и мама меня поймет, я уверена, только вот… как я могу быть уверена, что в следующий раз ты не сделаешь еще больнее? Где гарантии, что ты не уничтожишь меня во время очередной вспышки? Спорю, папа до сих пор в шоке от упоминания подушки и коленок его дочери. Да, отец у меня ужасный, но ведь… зачем было так?

От Егора вновь веет холодом и неуютом, я распахиваю глаза, практически ожидая физического удара.

— С кем? — спрашивает хрипло. Смотрит во все глаза, лицо непроницаемо.

— Ты его не знаешь, — отвечаю стойко. Сердце колотится где-то в горле.

— Зачем?

— Скучно.

— Ясно.