— Врет она все! — завопил негодяй. — Все врет!.. Я не принимал участия в захвате телефонной станции!..

— А откуда вам известно, что мы вас в этом обвиняем? — тихонечко спросил Аракелов. — Впрочем, мы сейчас и познакомим вас с «телефонной барышней».

Я, присутствовавший при этом допросе, просто расцеловать был готов моего друга. Удивительные способности у человека.

Вошла телефонистка с рукой на перевязи. Бледненькая, с застывшим ужасом в глазах, она, глянув на юнца, произнесла страдальчески:

— Он... Виктор Ботт. Мы с ним на одной улице жили... — и потеряла сознание.

Девушку быстро привели в чувство. Отправили домой. Аракелов поинтересовался:

— Ну так как?.. Вы Нестеров или все же Ботт? Виктор Ботт?

— Ботт, — после некоторого раздумья тихо произнес негодяй. — Только прошу не путать с моим братом: я — Виктор, а он Евгений.

— Ну и слава аллаху, — улыбнулся Аракелов. — А насчет имени не тревожьтесь. Вашего душегуба-братца мы с вами, тоже душегубом, никогда не спутаем.

— Я... Я хочу жить, — убийца произнес эти слова тихо, но мне показалось, что он орал на всю вселенную.

— К сожалению, жить вы будете. Девушки-телефонистки тоже очень любили жить, радовались весне, цветам, мечтали о любви, о счастье с любимым. А бандитский отряд, который вы возглавили по поручению брата Евгения, перестрелял девушек. Не всех... Но многих!..

Ботт, бледный, как мертвец, вскинул на Аракелова безумные глаза. Хоть убей, не могу сказать, какого они были цвета... Они были цвета ужаса.

— Жить!..

— К великому сожалению, — помрачнел Аракелов, — жить будешь, подонок!

И Виктор Ботт выжил. Как несовершеннолетнему ему заменили смертную казнь десятью годами лишения свободы.

Вот ведь как получается! Я, юрист, воспитанный на традициях классической школы права аббата Беккариа, формалист, если по-честному, юридический крючок... воспылал тогда ненавистью к законности. Хотя, если правду сказать, законность есть всегда законность.

Зато его совершеннолетнего братца, Евгения Ботта, постигла суровая кара. И не его одного.

Открылась, наконец, и тайна убийства Блаватского, одного из самых яростных врагов революции, главарей ТВО. Как-то пришла в уголовный розыск старушка, сгибаясь под тяжестью длинного свертка, обмотанного брезентом.

— Осень, прошлую, — прошамкала старая, — Евгений Ботт принес мне на сохранение. Сказал, что в этом самом... Охотничьи ружья и прочая. Я, глупая, и взяла. А как поведали мне о братцах Боттах, так и сомлела от чувств. От таких всякого горя натерпеться, что воды из кувшина испить. Возьмите, за Христа ради, его заклад.

Вскрыли сверток — три японских карабина. В разобранном виде, густо смазаны тавотом. Аракелов темпераментно размахивал руками: