— Конечно. Уверен: в Лондоне ей будет лучше. Отдам ее в художественную школу. Пусть развивает свой талант. Вы же видели, как чудесно она рисует?

— Чудесно? — искреннее удивляется Ада. — Да это — настоящий кошмар! Айлин более чем бездарна.

Как интересно получается… Мы с Арсеном видим ее талант, а остальные — нет. Это тоже действия заклятья? Но тогда получается, что мистические существа не испытывают к ней ненависти? Они видят ее истинную суть и принимают ее такой, какая она есть? Ширма только на глазах обычных людей? Хорошо бы обсудить это с Диной.

— Я так не считаю, — возражаю я. Думаю, что надо для верности написать Курту и показать ему рисунки Айлин.

— Не буду с вами спорить, видимо, вы попали под ее очарование, — улыбается Ада. — Ничего, это скоро пройдет. Мы пришли. Вот мой дом.

Учительница указывает на двухэтажное здание. Оно выглядит так же уныло, как участок, в котором я был утром. Замечаю, что в городе почти нет зданий выше двух этажей. Похоже, прогресс и строительство сюда не торопятся.

— Хотите зайти на чай? — робко предлагает Ада, поднимая на меня глаза.

— Чай — это всегда кстати, — любуясь ей, отвечаю я. Ветер треплет ее волосы, от которых пахнет жасмином и розой. В тусклом свете фонарей она выглядит особенно трогательной и хрупкой. Мне хочется ее поцеловать, ощущать тепло ее губ, трепет дыхания. То, как она смотрит на меня, дает мне повод думать, что она хочет того же. Касаюсь пальцами ее холодной щеки и, наклонившись, целую ее. Ада с готовностью отвечает на поцелуй, обвивая мою шею руками. Впервые за две тысячи лет, целуясь с живой девушкой, я не думаю о ее крови, не вслушиваюсь жадно в стук ее сердца, изнывая от жажды. Это странно и непривычно. От ощущения свободы контроля над собой, меня накрывает эйфория. Мне хочется, чтобы это продолжалось вечно.

— Кажется, я спешу, — произношу я, когда Аде не хватает дыхания и она отстраняется.

— Нет, — возражает она и тут же, смутившись, добавляет: — Возможно, чуть-чуть.

Беру ее за руки, и наши пальцы сплетаются. Ее тепло обжигает меня. Мне хочется согласиться на чай, отнести ее в спальню, заняться с ней любовью. Но она — человек, и это останавливает меня.

К нам нервной походкой направляется мужчина. Выглядит от неважно, тренировочные штаны вытянулись на коленях, кожаная куртка местами облезла и смотрится неряшливо. Бритая голова похожа на футбольный мяч. В маленьких черных глазах ненависть, толстые губы плотно сжаты. На вид ему чуть больше сорока, и кажется, он не особо дружит с законом.

— Признавайся, где он? — бесцеремонно влезая между нами, спрашивает он, обращаясь к Аде. Голос у него прокуренный, грубый.

— О чем вы? — Ада непонимающе смотрит на него.

— Ты прекрасно знаешь, сучка, — сквозь зубы цедит он и хватает ее за плечи. — Куда ты его дела?

— Эй, милейший, полегче, — вмешиваюсь я, оттесняя парня от Ады.

— Ты воровка! — продолжает бунтовать тот. — Он исчез сразу, после твоего визита!

— Девушка же сказала, что ничего не знает, шел бы ты отсюда, — говорю я. Мужчина криво усмехается, обнажая вставные зубы жёлтого цвета.

— Это ты мне говоришь? — усмехается он. — Откуда ты взялся, такой смелый?

— Пожалуйста, не надо ссориться, — встревает Ада. — Давайте разойдемся каждый по своим делам. Мирно, без драк.