— То есть он умирает? — спрашивает Дина и переводит взгляд на меня.
— Да, госпожа Дина. Все именно так, — в голосе Дэшэна звенит тоска.
— Черт… Я позову Арсена! — Дина бросается к выходу, но я преграждаю ей дорогу.
— Ему пока знать не надо, — говорю я, Дина хочет возразить, но передумывает. Скрещивает руки на груди и отходит в сторону.
— Оперировать надо сейчас. Потому что с каждой минутой шансы уменьшаются, — говорит Дэшэн. — Нужен хороший кляп… Иначе вы перепугаете всех постояльцев.
— Ты издеваешься?
— Будет очень больно, — предупреждает Дэшэн, раскладывая на столе пинцеты, скальпели, зажимы. — Хорошо, что вампиры не умирают от болевого шока, господин.
— А если ему как Арсену слить кровь и залить свежую? — спрашивает Дина. — Это поможет?
— Если бы прошло пара часов после укола — возможно. Но мы потеряли слишком много времени. И, кстати, продолжаем его терять. Раздевайтесь, господин.
Покорно стягиваю с себя одежду.
— Госпожа Дина, найдите веревки, — командует Дэшэн. — Госпожа Рита, нам нужен еще один стол.
Смотрю на эту суету, и мне начинает казаться, что все это происходит не со мной. Не может такое случиться с тем, кому две с лишним тысячи лет, кто прошел через такое количество бед и остался невредимым. Мотаю головой, словно это поможет прогнать наваждение.
— Укладывайтесь на живот. Дина, зафиксируйте ему голову, — говорит Дэшэн, когда два стола соединены вместе. Выполняю то, что он велит. Рита тут же убирает мои волосы в сторону, мажет шею чем-то вонючим. Дина старательно привязывает меня к столу. Грубые веревки неприятно врезаются в кожу и покалывают ее.
— Все готово, — сообщает Дина и выпрямляется. Дэшэн сооружает кляп и затыкает мне рот.
— Начинаем. Дина, держите лампу, — Дэшэн часто дышит и выдает свое волнение. Чувствую, как от него исходит запах страха. До меня доносится лязганье инструментов. Он склоняется надо мной и делает надрез. Острая боль — словно на тебя опрокинули тазик кипящего масла, обжигает меня, и я радуюсь тому, что у меня во рту кляп.
Не знаю, сколько идет операция. Мне кажется, что вечность. От боли, которая овладела всем телом, мир сузился до маленькой, красной точки. Слышу голоса, но не могу разобрать ни слова. Открываю глаза, но не вижу ничего, кроме алой дымки. Голова кружится, перестаю соображать и проваливаюсь в темноту. В ней тихо и спокойно. Она затягивает меня, позволяя моим мышцам расслабиться. Я словно плыву в ней, мягко покачиваясь на ее волнах. Ощущение безмятежности и покоя наводят на мысли о нирване. Неужели я достиг ее — вот она, та самая благословенная пустота?
— Зотикус! — голос звучит далеко-далеко, но мне так хорошо, что я не хочу реагировать. — Зотикус, очнись!
— Отстаньте все от меня, — мысленно бормочу я, но чьи-то горячие руки тормошат меня за плечи, а потом бьют по лицу.
— Поезд через два часа, — узнаю строптивый голос Риты. — Хватит уже прохлаждаться!
Медленно открываю глаза. Мой взгляд упирается в окно, за которым — вечерняя мгла. Я все еще лежу на столе, но веревок уже нет. Шею щекочет какая-то ткань. Догадываюсь, что это марлевая повязка.